"Заложник", фик для your mr Garlic

[Santa-for-X]

Для: your mr Garlic *Санта приносит свои глубочайшие извинения за путаницу в подарках*
От:
Название: "Заложник"
Жанр: драма
Рейтинг: R
Персонажи: Эрик/Чарльз, намек на Шоу/Эрик
Размер: 4764 слова
Предупреждение: нет
Дисклеймер: Все герои принадлежат Марвелу.

Заложник

После ранения Чарльз стал бояться темноты.

Когда за окном начинал стремительно гаснуть день, а в углах комнаты – сгущаться мрак, Чарльз всей кожей ощущал надвигающуюся тьму и отчаянно – мысленно, разумеется – звал Мойру. Она прибегала, зажигала все лампы, а затем садилась рядом, брала его за руку и, пытаясь успокоить, рассказывала о повседневных делах Школы.

Дел было немного, и их никогда не хватало для полного расслабления, но Чарльз старательно притворялся спящим, дожидаясь, пока Мойра встанет и на цыпочках выйдет из комнаты. После этого он открывал глаза и долго смотрел в потолок, пересчитывая количество завитков на лепнине. Это не помогало уснуть, но отвлекало от теней, шевелившихся по углам.

Страх был иррациональным, стыдным, абсолютно непреодолимым. Он выматывал сильнее, чем непрекращающаяся тягучая боль в спине. О нем нельзя было никому сказать, невозможно, немыслимо – потому что после ухода Эрика Чарльз пообещал себе быть сильным и никак не мог не выполнить этого обещания.

Он никогда раньше не задумывался над тем, что половина его уверенности в себе и в своем деле держалась на Эрике Леншерре. Образовавшийся вакуум нечем было заполнить, никто из оставшихся рядом с Чарльзом не обладал требуемой степенью силы, убежденности, необходимой жесткости, даже жестокости в достижении цели. До катастрофы на острове Ксавьер не размышлял над тем, что будет потом, после, а вот сейчас потом наступило, и выяснилось, что без Эрика он не знает, как жить дальше.

Чарльз боялся, что однажды мрак по углам превратится в Азазеля, держащего за руку Эрика – боялся и ждал. Почему-то он был уверен, что это обязательно произойдет ночью.

Это случилось днем, и Леншерр пришел один.

Накануне Чарльз распрощался с Мойрой. Он не мог больше позволить себе удерживать девушку рядом, пусть даже она не возражала работать сиделкой всю оставшуюся жизнь. Ее разум оставался для Чарльза открытой книгой, и увиденное в этой книге пугало его едва ли не больше ночного мрака. Чарльз не чувствовал себя готовым к чужой любви, так круто замешанной на жалости. К тому же никаких ответных чувств он к Мойре не испытывал, втайне ощущал себя существом более высокой ступени развития и стыдился своего невольного снобизма.

День выдался солнечным, Чарльз медленно катился по дорожке, думая о тех, кто остался в школе и был готов продолжать работать, о Церебро, о том, каким образом теперь, после стычки на острове, строить отношения с людьми – и вдруг заметил, что коляска перестала его слушаться.

Колеса по-прежнему вращались, электромеханизм жужжал, но Чарльз не ощущал сцепления с землей, словно приподнялся над ней на сантиметр-два. Приближался поворот, Ксавьер попытался изменить направление, но коляска вломилась в заросли кустов, и Чарльзу ничего не оставалось, как одной рукой вцепиться в подлокотник, а второй прикрыть лицо от упругих веток.

Он уже понял – кто, но времени, чтобы понять – зачем? – не оставалось. А сосредоточиться и нащупать Эрика в окружающем пространстве Чарльз никак не мог, и страх пришел снова, стократ усугубленный невозможностью сбежать и хоть как-то сопротивляться. Коляска проломила живую изгородь, вылетела на газон, понеслась над ним, набирая скорость. Теперь Чарльз цеплялся за подлокотники уже двумя руками, больше всего опасаясь свалиться. Но движение неожиданно замедлилось, стало более плавным, колеса вновь коснулись земли. От стоявшего неподалеку дерева отделилась высокая темная фигура, вытянула руку, и коляска, послушно развернувшись, покатилась в ту сторону. Чарльз закусил губу и прищурился, как никогда остро ощущая свою беспомощность и зависимость от чужой воли.

- Здравствуй, - негромко сказал Эрик. – Поговорим?

Он даже не стал дожидаться ответа – просто наклонился, подхватывая Чарльза под колени и просовывая руку ему за спину, так что Ксавьеру ничего не оставалось, как уцепиться за чужую шею.

Дерево отбрасывало густую тень на заботливо расстеленный плед – мягкий и толстый. Чарльз откинулся спиной на шершавый ствол, поднял голову, разглядывая Эрика. Леншерр усмехнулся, стащил с головы шлем и бросил его в траву. Склонился над стоявшей на пледе сумкой.

- У меня тут пиво, чипсы. Будешь?

Прежде чем Чарльз успел раскрыть рот, в его руке оказалась запотевшая бутылка “Будвайзера”, а на колени мягко шлепнулся пакетик с чипсами. Эрик сел рядом, внимательно осмотрел Чарльза – так, что Ксавьер почувствовал неловкость.

- Что говорят врачи? – Леншерр коснулся его колена, слегка сжал. – Чувствуешь что-то?
- Чувствую, - Ксавьер поднес горлышко бутылки к губам. – Уже чувствую. Мышечных рефлексов нет. Вернее… в общем, можно считать, что нет.
- А… все остальное?

Эрик старался не смотреть в глаза, но кровь все равно бросилась Чарльзу в лицо, словно его публично раздевали донага, а он ничего не мог с этим поделать. Ответить он постарался максимально твердо:
- Все остальное в норме. Под себя не хожу, если ты это имел в виду.
- Прости, - Леншерр отвернулся. – Мне очень жаль, Чарльз. Действительно, жаль.

Ксавьер пожал плечами.

- Было бы странно, если бы ты сказал, что рад такому повороту событий. Ты хотел о чем-то поговорить? Или притащил меня сюда ради формальных извинений?
- Хотел, - Эрик сделал несколько глотков из бутылки.

Чарльз видел, как дергался острый кадык, как на мгновение в уголке губ показалось несколько пенных пузырьков. Зрелище было привычным – сколько раз они сидели вот так же, то разговаривая о делах, то просто болтая ни о чем. Говорил, в основном, Чарльз – строил теории, расписывал перспективы. Эрик слушал, усмехался, время от времени стаскивал Чарльза с небес на землю, напоминая о реальных, далеко не всегда приятных вещах. Да, картина была знакомой, обыденной, но отчего-то непривычно волнующей. Словно тот страх, с которым Чарльз засыпал каждый вечер, неожиданно трансформировался в нечто иное – непонятное, пугающее, не поддающееся осмыслению с первого раза. Проще всего было перестать разбираться в своих ощущениях и начать говорить о чем-то, все равно – о чем, и Чарльз так и сделал.

- Где вы устроились?

Эрик покосился на него, отставил бутылку.

- Это несущественно, Чарльз. Устроились. Найти нас непросто, попытаться напасть – бессмысленно.
- Я и не собирался, - Чарльз снова отпил пива. Оно показалось ему неожиданно горьким, тошнотворным. – Как Рейвен? С ней все хорошо?
- Вполне, - Леншерр снова потянулся к сумке. – Привет не передавала. Никто не знает, что я решил зайти к тебе.
- Ясно, - обиды на названную сестру Чарльз не чувствовал. В конце концов, с Эриком и его командой Рейвен не надо было притворяться. Быть самой собой – этого Чарльз не смог ей дать. А если быть до конца честным – и не пытался.
- Я виноват перед тобой, - Эрик опустил голову, разглядывая на пледе что-то, видимое только ему. – Очень виноват, Чарльз.
- Оставь, - Ксавьер вздохнул. – Ты не мог предвидеть, что эта пуля…
- Причем тут пуля? – Леншерр мотнул головой. – Эмма… Мы же вытащили ее, ты знаешь. Она мне кое-что объяснила… Ты держал Себастьяна до конца, ведь так? Я не знал, я думал…

Чарльз вспомнил страшную боль, расколовшую череп на части, свой крик, багровую пелену перед глазами. Если Эмма действительно рассказала Эрику, что мог ощущать телепат в те страшные секунды… Это было жестоко. Жестоко по отношению к ним обоим, а он не мог оставить Эрика еще и с этой виной.

- Нет, - просто ответил он. – Я бросил его сразу же, как только почувствовал боль.

Леншерр развернулся к нему так резко, что Чарльз, отшатнувшись назад, ударился о дерево затылком.

- Врешь! – Эрик был так близко, что капельки слюны попали на щеку Ксавьера, и он невольно вытер ее пальцами. – Опять твое чертово желание быть для всех любящей мамочкой? Каждому помочь, каждому утереть сопли? Времена изменились, Чарльз, пора уже тебе научиться тому, без чего нельзя выжить в этом мире!
- Я, видишь ли, не хочу этому учиться, - Чарльз потер рукой ушибленное место. – По-моему, и без меня это умеют слишком многие.

Он чувствовал неловкость. Почему-то не оставляло ощущение, что они с Эриком говорят не о том, не так. Несказанное висело в воздухе подобно вечерней мошкаре, беспокоило, не давало сосредоточиться. Чарльз даже подумал, что, в совершенстве овладев умением разбираться в чужих мыслях, он до сих пор не научился разбираться в своих собственных. Ему хотелось спросить Эрика обо всем сразу: чем тот занят, все ли у него в порядке, какие планы на будущее, не хочет ли он снова попробовать собрать мутантов под одной крышей. Но вместо этого Чарльз протянул руку, несмело погладил Леншерра по предплечью и негромко сказал:
- Знаешь, я скучал.

Черт знает, чего он ждал. Ответного признания, усмешки, равнодушия. Эрик вытащил из нагрудного кармана сигареты, повертел в пальцах, сунул назад. Спросил – немного растерянно, словно даже не мог себе представить, что по нему кто-то способен скучать:
- Правда? Почему?

Чарльзу вдруг стало смешно. Он так боялся встречи, столько раз прокручивал ее в своих мыслях, воображал всякие ужасы – но вот Эрик здесь, рядом, сердитый и смущенный одновременно. Не планирует похищений, не произносит пламенных речей о “неандертальцах”, не пытается использовать Чарльза в своих интересах. И даже шлем снял - значит, все так же доверяет и не боится, что Чарльз станет копаться в его голове.

Разрыва в реальности он не заметил. Просто показалось, что он, улыбаясь, закрыл глаза, а когда через секунду открыл – вместо парка вокруг была обшитая металлическими листами комната с яркой лампочкой под потолком и небольшим окном. Cам Чарльз лежал в кровати, до груди укрытый шерстяным одеялом. Рядом с его постелью на стуле сидел Эрик и задумчиво листал какой-то журнал, шлем закрывал его голову и лицо, так что Ксавьер видел только левый глаз, часть скулы и нос.

- Проснулся? – не оборачиваясь произнес Леншерр, и Чарльз спросил себя, кто тут телепат. – Не нервничай, ничего страшного с тобой здесь не произойдет.
- Зачем? – это прозвучало по-детски обиженно. – Зачем так?
- А ты ждал нападения, торнадо, разрушений и пожаров? Допустим, я не хотел зря пугать ни тебя, ни остальных. Мне проще было подсыпать тебе снотворное и спокойно увезти на машине туда, где меня ждали.

Чарльз уперся в матрас ладонями, подтянулся и сел. Голова немного кружилась, чувствовалась слабость, но в целом он ощущал себя нормально.

- Для чего же я тебе понадобился? – поинтересовался Чарльз уже спокойнее. – Ты ведь отдаешь себе отчет, что я не стану работать с тобой. По крайней мере, пока ты намерен воевать с людьми.
- Я и не рассчитывал, - Эрик наконец повернулся, небрежно кинув журнал на одеяло. – Ты нужен своим друзьям, мне нужно Церебро. Просто так я его взять не могу, значит, устроим равноценный обмен.
- Как ты это себе представляешь? – изумился Чарльз. – Церебро нельзя демонтировать. Хэнк никогда…
- Можно-можно, - Эрик улыбнулся. – Он же восстановил его, когда потребовалось? Ну так сделает это еще раз – там, где я укажу. Или построит новое. А после этого я верну тебя в Уэстчестер. Понимаешь, Чарльз, без тебя ему Церебро просто ни к чему. Так какой смысл цепляться за ненужное железо? Я тебе больше скажу – через месяц-другой твои друзья просто разбегутся. Они ни на что не способны без толкового руководителя. Думаю, Хэнк это прекрасно знает.
- То есть ты собираешься держать меня здесь в заложниках.

Чарльз с горечью подумал, что Эрик, судя по всему, начал замышлять нечто подобное в тот момент, когда освободил Эмму. Без нее Церебро было так же бесполезно для Леншерра, как для Хэнка – без Чарльза. Вдвойне обидным казалось то, что Эрик так легко разыграл раскаяние, которого на самом деле, видимо, не испытывал. А он сам мгновенно поверил в эту циничную игру и даже не попытался прощупать Леншерра.

- Можешь считать, что ты здесь в гостях, - Эрик поднялся, все так же улыбаясь. Впрочем, в этой улыбке не было ни тепла, ни даже приязни. – Думаю, Хэнк быстро поймет, что ему важнее – ты или Церебро.

Очень скоро Чарльз убедился в том, что Эрик Леншерр – человек предусмотрительный. Он был единственным, кто заходил к гостю-заложнику: приносил подносы с едой, помогал подниматься с кровати и пересаживаться в кресло, перестилал постель и даже делал уборку в комнате. Буквально на вторые сутки Ксавьер понял, что в доме вообще нет никого, кроме него и Эрика: Леншерр вынес его во двор, усадил на скамейку – и Чарльз с полчаса отчаянно пытался нащупать хоть чей-то ментальный отклик. Но единственными живыми существами на милю вокруг оказались крупная полосатая кошка, устроившаяся в песке около штакетника, да несколько птиц, круживших в небе.

Оглядывая окрестности, Чарльз понял только одно – он находится очень далеко от Уэстчестера, точнее определить не получалось. На горизонте в легкой дымке виднелись горы, а вокруг расстилалась равнина, поросшая сухой травой и кустарником. Это мог быть Техас или Нью-Мексико, Аризона или Невада – в общем, все что угодно.


К вечеру третьих суток Чарльз уже ощущал заметный дискомфорт. Дома Хэнк каждый день помогал ему добраться до туалетной комнаты и усаживал в ванную. Эрику, видимо, не приходило в голову, что его пленник не в состоянии сам перебраться через бортик, пусть даже тот был поднят над полом меньше чем на полметра.

Чувствуя себя невыносимо грязным, Чарльз промучился всю ночь – его преследовал дурной запах, он презирал себя за бессилие, за дурацкую гордость, не позволявшую попросить Эрика о помощи, за всю эту ситуацию, в которой оказался из-за собственной доверчивости. Хотя, если вдуматься, Леншерр все равно бы осуществил свой план. Не в этот раз, так в следующий, только не стал бы никого щадить. Зная упрямство Хэнка, Ксавьер не рассчитывал на его быструю капитуляцию и понимал, что через себя переступить все равно придется – Чарльз просто физически не переносил грязь. Это был всего лишь вопрос времени.

Уснуть удалось только под утро, когда сквозь толстое стекло небольшого окна начал просачиваться розовый свет. Разбудили Чарльза шум льющейся воды и непонятное металлическое звяканье. Он завертел головой, пытаясь прогнать остатки мутной дремоты и сообразить, в чем дело. Похоже, он проспал до полудня, а Леншерр не стал его будить ради завтрака – на столе, прикрытый салфеткой, стоял поднос.

- Извини, я умудрился забыть элементарную вещь, - Эрик - все так же в шлеме, но без рубашки, только в легких полотняных брюках, - переместился из-за спинки кровати к столу, где Чарльз мог его видеть. – Что тебе понадобится смена белья и чистая одежда. Почему-то всегда упускаешь из вида самое простое. Надеюсь, ты не считаешь, что я сделал это намеренно.
- А если считаю? – с вызовом поинтересовался Чарльз, садясь в кровати и отчетливо понимая, что не стоит ссориться с Эриком сейчас, когда в ванной шумит вода и из открытой двери пахнет можжевельником.
- Значит, ошибаешься, - спокойно ответил Леншерр и откинул одеяло. – Ложись, иначе мне будет неудобно тебя раздевать.

Помощь Хэнка Чарльза никогда не смущала, поэтому сейчас он не мог понять, почему от прикосновений Эрика хочется сжаться в комок и натянуть одеяло до подбородка. Леншерр не был груб, скорее, профессионален – его движения оказались осторожны, но не неловки. Наверное, у Чарльза имелся мизерный шанс сдернуть проклятый шлем и попытаться взять под контроль чужой разум – если бы только Ксавьер не был на сто процентов уверен в провале подобной операции. Эрик был быстрее и сильнее. Но самое главное – лечь в ванну и смыть пот и грязь Чарльзу хотелось намного больше, чем воевать со своим тюремщиком.

Вода оказалась восхитительно горяча, пена зеленоватым сугробом возвышалась над бортиком, и Чарльз не смог удержаться от довольного стона.

- Горячо? – озабоченно спросил Эрик и потянулся к крану.
- Нет, - пробормотал Чарльз, закрывая глаза и прижимаясь затылком к прохладному кафелю стенки. – Замечательно.

Упругая губка скользнула по груди, прошлась по плечам. Чарльз собрался было запротестовать, сказать, что он и сам в состоянии вымыться, но вместо этого зажмурился еще крепче. От прикосновений Эрика – твердых и в то же время удивительно нежных – хотелось улыбаться и мурлыкать, подобно сытой кошке. Чарльз даже не представлял, что простая ванна может доставить столько удовольствия. По телу разливалось приятное тепло, вода с тонизирующей пеной ласкала кожу, и Чарльз не сразу понял, что ситуация начинает стремительно выходить из-под контроля.

Он хотел перехватить руку Эрика, но только сильнее вцепился в бортик ванной, испытывая одновременно и дикое смущение, и отчаянное желание продлить удовольствие как можно дольше. Губка круговыми движениями скользила по животу, не торопясь спуститься ниже, дыхание Леншерра раздавалось прямо над ухом, и Чарльз про себя порадовался, что тот не снял шлем. Не хотелось ему сейчас даже случайно прочитать мысли Эрика в свой адрес. Бог знает, что тот мог думать по поводу совершенно неуместного возбуждения своего пленника.

Впрочем, в неведении относительно мнения Эрика Чарльз оставался недолго. Отпущенная в свободное плавание губка закачалась на воде, а ладонь Леншерра уверенно легла Ксавьеру на лобок, накрыв эрегированный член.

- Кое-какие рефлексы все же есть, - от негромкого смешка захотелось тут же утопиться. – Это внушает определенные надежды.

Размышлять о двусмысленности фразы и о своем неловком положении Чарльз был уже не в состоянии. Задыхаясь от горячего пара со смолистым запахом, от наслаждения, справиться с которым Ксавьер не мог, да и не хотел, от близости Эрика, которую он ощущал щекой, ухом, голым плечом, от осознания запретности происходящего, на что – говоря по чести – было абсолютно наплевать, он чувствовал себя разом и в аду, и в раю, содрогался всем телом, жадно хватал ртом влажный воздух… И совершенно не возражал, когда губы Леншерра властно и жестко прижались к его губам, а язык неожиданно нежно погладил небо и внутреннюю поверхность щеки.

Чарльз так и не открыл глаз, пока Эрик вынимал его из воды, нес, горячего и расслабленного, в комнату, укладывал на расстеленное на постели толстое пушистое полотенце, вытирал, одевал, укутывал в одеяло.

Стыд пришел почти сразу после оргазма, и Ксавьеру было мучительно неловко смотреть в лицо Леншерра. Он понятия не имел, что увидит, и не желал этого знать. Ему хотелось пережить свой позор в одиночестве, и Чарльз по звукам пытался определить, когда же Эрик уйдет.

- Хэнк сказал, что через неделю смонтирует новое Церебро в нужном мне месте, - произнес Леншерр, и Чарльз почувствовал, как кровать вздрогнула от тяжести опустившегося на нее тела. – Как я и предполагал, он ценит твою жизнь выше, чем три сотни электронных плат, контактов и конденсаторов.
- Ты шантажировал его моей жизнью? – на возмущение не осталось сил, и Чарльзу стало неприятно от жалко прозвучавших слов. – Не могу поверить, что ты способен…
- Убить или шантажировать? – улыбка, явственно слышная в голосе Леншерра, все же заставила Ксавьера открыть глаза. – Чарльз, в этом мире есть всего четыре вещи, которых я не могу сделать: жить вечно, воскрешать мертвых, уважать неандертальцев и убить тебя. Это мой большой секрет, которого Хэнк, к счастью, не знает. Я всего лишь воспользовался его неведением. Иногда дурное мнение о нас играет нам же на руку, ты не находишь?

Он наклонился, оказавшись так близко, что у Чарльза перехватило дыхание. Случившееся в ванной, на время вытесненное сообщением Эрика о согласии Хэнка, тут же напомнило о себе жаром под кожей и мгновенно вспотевшими ладонями. А от пристального, слегка насмешливого взгляда хотелось с головой спрятаться под одеяло. Если бы не проклятый шлем, Чарльз заставил бы Леншерра немедленно отойти как можно дальше. Или… или оказаться так близко, как только возможно.

- Чарльз, - акцент, обычно незаметный, вдруг стал невыносимо резким, и Ксавьер изо всех сил вцепился в простыню, чтобы справиться с новой волной возбуждения. – Чарльз, тебе нужно поесть. А потом я помогу тебе спуститься вниз, и мы немного погуляем, да?

Это походило на ленивую и в то же время безжалостную игру. До сегодняшнего дня Чарльз не отдавал себе отчета в природе своего влечения к Эрику. Он искренне считал это дружбой, взаимопониманием, духовной близостью, но только не тем, чем это являлось на самом деле. Даже удовольствие, которое Чарльз испытывал, общаясь с Леншерром, он списывал на то, что всегда мечтал о настоящем друге, с которым можно было бы обсуждать все на свете – от первой поллюции до экономического и военного противостояния США и Красной России. Рейвен на роль друга не годилась – она была сестрой, подругой, женщиной, в конце концов. Ее требовалось опекать, о ней нужно было заботиться – а Эрик сам мог позаботиться о ком угодно и о чем угодно. Он был полной противоположностью Чарльзу – и именно поэтому Ксавьера мгновенно потянуло к нему, как железную стружку к мощному магниту.

Но Леншерр не был ни идеалистом, ни мечтателем и давно избавился от иллюзий. Поэтому, скорее всего, все понял намного раньше Чарльза. Другое дело, что до расправы с Шоу Эрик не мог позволить себе думать о чем-то еще, кроме мести. Он был нацелен на нее, как боеголовка с ядерным зарядом, готовый погибнуть, но свести старые счеты.

Здесь, на ранчо, Леншерр так или иначе был вынужден ждать – сначала согласия Хэнка, затем монтажа Церебро. И, судя по всему, позволил себе слегка расслабиться. Рейвен, с которой, как подозревал Ксавьер, у Эрика имелись какие-то отношения, находилась далеко. Зато под рукой оказался беспомощный Чарльз, так остро отреагировавший – вопреки даже собственному желанию – на интимный тактильный контакт.

Чувствовать себя чужой игрушкой было ужасно. И в то же время восхитительно возбуждающе. Когда Леншерр, пододвинув к кровати столик с ланчем, ушел варить кофе, Чарльз сел в постели, жадно выпил стакан сока и попытался проанализировать ситуацию.

Думалось плохо – мысли все время возвращались к пальцам, жестко и аккуратно сжимавшим член, к языку, уверенно хозяйничавшему во рту, к мучительному, почти болезненному оргазму – первому за все время после ранения.

Чарльз представлял, как вечером Эрик снова понесет его в туалетную комнату освежиться перед сном, как жесткая губка пройдется по коже, задевая соски – и от фантазий в висках начинала стучать кровь, а между ног сладко поджималось. Все усвоенные с детства истины, все вдолбленные общественной моралью правила летели к чертям, стоило Чарльзу только подумать о том, чем могут закончиться такие игры. Это было настолько неприлично, настолько противоестественно, настолько… желанно, да… что остальное – похищение, шантаж, грядущее противостояние между двумя группами мутантов – отходило на задний план и казалось чем-то абсолютно несущественным, вроде матча между аутсайдерами Национальной бейсбольной лиги накануне серии плейофф.


Попросить Эрика о большем Чарльз отважился через шесть дней. Собственно, он никогда бы не рискнул так поступить, но в этот вечер Ксавьер вдруг понял, что у них остались сутки или, если повезет, то двое суток. А потом все закончится и никогда больше не повторится. Он, профессор Чарльз Ксавьер, останется в Уэстчестере под защитой Хэнка и своих друзей (Чарльз не сомневался, что они сделали из похищения нужные выводы. Как ни на мгновение не сомневался в том, что Хэнк никогда не смонтирует для Леншерра работоспособную установку – слишком многое стояло на кону, чтобы дать соперникам в руки такое оружие). А Эрик вернется туда, где его дожидается бывшая команда Шоу и Рейвен, поймет, что его все-таки обманули – и с этой минуты между ним и Чарльзом не будет даже подобия мира, даже временного перемирия, только непрекращающаяся война за чужие умы и способности.

Эта простая и такая беспощадная мысль вдруг вызвала у Чарльза острый приступ отчаяния. Он ухватился за запястье Леншерра, другой рукой обнял за сильную шею, притянув к себе. Дурацкий шлем мешал, не давая погладить по щеке, провести ладонью по коротко остриженным волосам, дать понять Эрику, как страшно вдруг снова оказаться в одиночестве – навсегда, безвозвратно.

- Эрик…

Ему казалось, что в отражении чужих глаз он видит собственную боль, свой отчаянный страх, свою безумную надежду на возможность другого исхода.

- Эрик…

Вода выплеснулась на кафельный пол и растеклась мыльной лужей – настолько резко и быстро Чарльза выдернули из ванной. Леншерр слегка покачнулся, прижимая его к себе, развернулся, сделал несколько осторожных шагов к двери. Вцепившись в его плечи, Чарльз чувствовал, как совсем рядом бешено колотится чужое сердце, слышал тяжелое прерывистое дыхание – и думал о том, что готов отдать остатки здоровья, лишь бы так было всегда: стук сердца, горячее дыхание и сильные руки, прижимающие Чарльза к мокрой груди.

- Я никогда этого не делал… сам, - хрипло сказал Эрик, опуская его на кровать. – Но я знаю, как. Мне… меня… в общем, я знаю.

Чарльз даже не удивился, когда шлем полетел куда-то в угол комнаты, глухо стукнувшись об пол. Но ему ни на секунду не пришло в голову, что именно сейчас, в эти мгновения, можно попытаться все изменить. Он вообще не думал об этом, глядя на Эрика, торопливо расстегивающего брюки. Мир терял четкость, размывался по краям, оставляя в фокусе только высокую сухощавую фигуру Леншерра.

Эрик сделал несколько шагов вперед, остановившись у самой кровати, и Чарльз протянул руку, впервые в жизни касаясь другого мужчины, чувствуя и восторг, и страх, и непонятное облегчение. Это было завораживающе красиво – загорелое тело, светлая нежная кожа паха, оттененная жесткой порослью черных волос, и слегка выгибающийся вверх член с темно-розовой блестящей головкой. Чарльз провел пальцем по плотному валику кожи, вопросительно взглянул на Эрика.

- Обрезанный, - все так же хрипло пояснил тот. – У нас так принято.
- Непривычно, - одними губами ответил Чарльз и приподнялся, пытаясь лучше рассмотреть.

Эрик невнятно выругался, перехватил его руку и довольно грубо оторвал от себя.

- Не трогай! А то я кончу раньше, чем что-то сделаю! И почему непривычно? Ты что, много видел чужих хуев?

Если бы не последняя фраза, Чарльз никогда бы не догадался, что Леншерру не по себе. Но Эрик начинал ругаться только в тех случаях, когда пытался справиться с собственной неуверенностью. За все время их знакомства подобное случалось от силы пару раз, и всегда Леншерр быстро брал себя в руки. Но сегодня, похоже, ему это не слишком удавалось – и тогда Чарльз снова опустил голову на подушку и просто сказал:
- Иди ко мне.


Утром Чарльз чувствовал себя так, словно попал под асфальтоукладчик, а потом сразу в рай. У него болело все, что могло болеть – мышцы живота, спины, шеи, зацелованные до кровавых трещин губы и даже соски. Почему-то Эрик приходил в восторг именно от сосков: гладил, облизывал, прикусывал, втягивал в рот – и Чарльз тут же забывал, на каком он свете, и жалел, что сосков только два. Конечно, Ксавьер все знал о человеческом теле и об эрогенных зонах, но Эрик каким-то непостижимым образом превратил каждый дюйм его кожи в нечто сверхчувствительное. Даже ступни и лодыжки, которых Чарльз почти не ощущал, разве что когда ногам было очень холодно или, наоборот, жарко.

Кровать была слишком узкой, чтобы на ней могли хорошо выспаться два человека, но Чарльз не чувствовал ни малейшего неудобства. Эрик тесно прижимался к его боку, крепко обхватив рукой поперек груди и положив голову на плечо. Подобная близость была восхитительной, абсолютно правильной, и если Чарльз о чем-то и жалел – так только о стремительно убегающих минутах.

Конечно же, Хэнк прилагал максимум усилий, стараясь как можно быстрее освободить его из плена. Беда была в том, что именно сейчас Чарльз отчаянно не хотел свободы.


Азазель телепортировался на ранчо под вечер.

Эрик как раз принес в комнату Чарльза ужин и развлекался тем, что размазывал по своим губам горячий шоколад и заставлял Ксавьера его слизывать. Никакой неловкости оба не чувствовали – наоборот, в отношении Леншерра вдруг появилась какая-то необычная мягкость, непривычная и нехарактерная для него. Чарльз, в свою очередь, вообще перестал вспоминать о своем положении и просто наслаждался прикосновениями, поцелуями и малопристойными намеками на то, чем Эрик собирался заняться сразу после того, как окончательно стемнеет.

Зычный вопль демона разрушил иллюзию мгновенно и бесповоротно. Леншерр напрягся и вскочил из кресла. Чарльз, расслабленный и разомлевший, опоздал буквально на несколько секунд. Впрочем, он все равно не смог бы контролировать Эрика после всего, что между ними было. И поэтому только беспомощно смотрел, как нахлобучивший на голову шлем Леншерр выходит из комнаты. Реальность наваливалась всей своей тяжестью, погребая Чарльза под обломками фантазий и надежд.


В Уэстчестер Чарльз вернулся около полуночи. Хэнк, Алекс и Шон ждали их на беговой дорожке – там, где она пересекалась с центральной аллеей. Выражение лиц встречающих не предвещало ничего хорошего, и Чарльз почувствовал, как напрягся Эрик, кативший коляску. Леншерр отдал шлем Азазелю – телепортер сейчас был важнее. Эрик не мог позволить себе провала, хотя Чарльз вообще не понимал, почему его просто не выкинули где-нибудь рядом с домом. Впрочем, это могло быть условием Хэнка – увидеть профессора живым и невредимым, прежде чем Леншерр получит ключ от нового Церебро.

Чего Чарльз точно не ожидал – так это неожиданно упершегося ему в затылок дула.

- Я успею нажать курок раньше, чем ты попытаешься остановить меня, Ксавьер, - негромко сказал Эрик. – Зверь, кидай Азазелю ключ – мы должны проверить, работает ли Церебро. Я ведь правильно понял – ты смонтировал нам новую установку? Мне нужны гарантии.

Цепочка с металлической пластинкой мелькнула в воздухе и упала к ногам телепортера. Тот, не торопясь, подцепил ее кончиком хвоста. Чарльз покосился на него, гадая, что произойдет дальше. Он прекрасно помнил слова Эрика, но не был уверен в их правдивости. Он вообще ни в чем сейчас не был уверен – прижатое к затылку дуло этому совершенно не способствовало.

- Отправляйся к Эмме, - велел Леншерр, и демон мгновенно исчез. – Хэнк, стой, где стоишь. А остальные могут убраться в дом. Я что-то сомневаюсь в их выдержке.

Азазель вернулся через десять минут, показавшихся Чарльзу вечностью. Сказал, явно наслаждаясь победой:
- Все работает, Магнето. Можем уходить.

В следующую секунду металл, от прикосновения которого по телу Чарльза бегали мурашки, исчез. Леншерр подтолкнул коляску, и она покатилась по дорожке. Уцепившись за колеса, Чарльз затормозил ее и развернул.

Эрик стоял, положив руку на плечо ухмыляющегося телепортера, и смотрел прямо в глаза Ксавьера. Его лицо было непроницаемо.

- Я бы мог остановить тебя, - тихо сказал Чарльз.
- Но не станешь, - так же негромко ответил Эрик, и Чарльзу на мгновение показалось, что в голосе Магнето звучит еле слышная горечь.


Потом они медленно шли к дому. Хэнк катил коляску, рассказывая Чарльзу, какие меры предосторожности принял, чтобы никто из посторонних не мог попасть не только в дом, но даже в парк. Ксавьер слушал его, закрыв глаза и думая о том, что Хэнк, наверное, всю эту неделю спал урывками, стараясь как можно быстрее выручить заложника и при этом обезопасить имение.

Из раздумий его вырвал хохот Хэнка.

- Представляю реакцию Магнето, когда он снова сунет свою алмазную леди под шлем и обнаружит, что его Церебро всего лишь крутит запись нашего первого эксперимента. Да Леншерр просто взбесится! Не хотел бы я оказаться в этот момент рядом с ним.
- Да, - эхом откликнулся Чарльз. – Я бы тоже не хотел.

Перед его глазами в последний раз колыхнулась зеленоватая от пены вода, остро пахнувшая можжевельником.

Жизнь продолжалась. Как и война.