Для: капитан треники
От:
Название: "Тоже про любовь"
Жанр: PWP с элементами классического дамского романа
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Майкл, Джеймс, съемочная группа "Первого класса"
Размер: ~6000 слов
Предупреждение: РПС в принципе подразумевает ООС, так что пускай будет ООС в кубе
Дисклеймер: Любое совпадение имен персонажей с реальными людьми носит случайный характер.
Тоже про любовь- Это не может продолжаться вечно.
Майкл не помнит, когда именно он так сказал. Может быть, на выходе из третьего по счету бара, когда Джеймс, картинно пошатываясь, пытался прикурить от его зажженной сигареты и хватал его за руки, обжигая горячим дыханием пальцы. Или после съемок очередной передачи; они хохотали так, что Джеймс начал икать – тоненько и жалобно, а Майкл расплескал стакан с водой, пытаясь снова не заржать в голос. Макэвой тогда состроил самую зверскую физиономию, пригрозил придушить с особым садизмом – и икнул, испортив весь пафос сцены.
Или, может быть, это было тем сонным утром, когда Майкл, шалея от произошедшего – происходящего – с ними, считал узкие полоски солнечного света на макэвоевском плече: тени от жалюзи, три, потом – пять, россыпь веснушек, сбившаяся комком простыня, во рту кисло и гадко, но вылезти сейчас из постели, нарушить спокойствие этого утра – немыслимо.
Нет, думает Майкл с невеселой усмешкой, тогда ему точно не приходило в голову, что все когда-нибудь закончится. И вообще глагол "кончать" интересовал его исключительно в практическом применении.
Майкл не помнит, когда именно сказал это, зато помнит, как Джеймс насмешливо фыркнул: "Философ!" – и полез целоваться.
У Джеймса Макэвоя недостатков было – один миллион и еще парочка в довесок. Но, по крайней мере, решил Майкл, он хорошо играет, это окупает многое. Многое, но не все.
Майкл даже не был уверен, как именно называется такой склад характера, но подозревал, что ближе всего к истине будет слово "сволочной". Макэвой был везде – в перешептываниях девочек-костюмеров, в критических замечаниях Мэттью Вона, под прицелом камеры и в неровных карандашных строках на полях исчерканного сценария, в затуманенном взгляде Роуз Берн и в остывающем эспрессо на столике в гримерке, везде, кажется, даже в самом воздухе – и нигде одновременно. Макэвой Шредингера, сказал Кевин, когда Джеймса в очередной раз не оказалось на летучке, на которой он вроде бы только что сидел и ковырял пол носком стоптанного кроссовка.
Майкл оценил метафору, хотя сам бы назвал это куда проще: полный пиздец. Потому что как только Джеймса Макэвоя не оказывалось на месте, все взгляды тотчас устремлялись на Майкла Фассбендера. И нужно было либо немедленно отправляться на поиски, либо неловко улыбаться и пожимать плечами – нет, что вы, вовсе не я сожрал вашего расчудесного Джеймса на завтрак и не поморщился. "Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?" – да и вообще, поругаться всерьез они успели только один раз, в самом начале съемок, а все, что было с тех пор – беззлобные взаимные подколки, по молчаливому уговору почти никогда не достигающие цели.
Да и в тот, первый раз повод был какой-то пустяковый, просто Майкл был зол и с похмелья, а Джеймс на прогоне вел себя как полный... Макэвой: пародировал Мэттью и довел-таки вплавлявшегося в пластиковый стул Майкла до белого каления. После того случая Фассбендер купил себе новые очки взамен разбитых, Вон добавил в Негласные Правила Поведения на съемочной площадке туманный пункт о запрете на шутки, касающиеся национальности и вероисповедания членов команды, а милашка Зоуи Кравитц с тех пор смотрела на Майкла исключительно раскрыв рот, ровно на какого-нибудь архангела, спустившегося с небес в сиянии славы и с огненным мечом наперевес. Не то чтобы Майкл был против последнего пункта; он, вообще-то, с удовольствием показал бы Зоуи и огненный меч, и все к нему прилагающееся. Что касается Макэвоя – инцидент как-то замялся сам собой, и больше они к этому не возвращались, более того, через неделю оба уже радостно ржали, вспоминая едва не случившееся рукоприкладство.
Но осадочек остался. Словно невидимая глазу червоточина, разъедавшая незаметно, исподволь – Майкл грешил на напряженный график съемок и общий макэвоевский сволочизм. Обычно ведь как – подрались, выпили, помирились, забыли. А тут как-то непонятно и по-бабски, даже и драки толком не вышло, ерунда одна, и вроде надо бы извиниться, но неясно, за что именно.
Майкл очень не любил таких вот недосказанностей, поэтому мысленно зарекся общаться с Макэвоем кроме как по делу – и какое-то время ему даже казалось, что он следует этому принципу. Примерно до тех пор, пока не обнаружил себя четвертый день подряд заседающим в баре с Джеймсом и слушающим его рассказы про Киру и Анджелину. И не отметил машинально, с истинно немецкой педантичностью – за подшучивание над которой когда-то, вечность назад, Макэвой и огреб – что тот никакой уже не "Макэвой", а исключительно Джеймс. Хорошо хоть не Джим, в самом деле.
Насторожился он, только когда номер Джеймса прочно прописался в его мобильном, а Мэттью стал считать, что важную информацию достаточно передать одному из них, и второй тут же об этом узнает.
Ну или, может быть, когда они с Джеймсом на пару угоняли гольф-кар, или подвешивали к потолку реквизит, или сооружали хвост Азазеля из подручных материалов и приклеивали Флемингу к пальто, или затевали еще какую-нибудь достойную младшего школьного возраста каверзу. Ничто так не сближает, как совместное дуракаваляние, с опозданием вспоминал Майкл, а с Джеймсом это было естественным, словно дыхание – треп, дружеские тычки в бок, подколки и, иногда, странный тоскливый взгляд, которым награждал его Макэвой, прежде чем выдать на-гора очередную жизнерадостную чушь или нелепый прожект.
Это мешало. Майкл помнил все, чему его учили – даже если тебе больно и плохо, ушла жена, обсчитали в такси, ты заболел начальной стадией птичьего гриппа или сломал руку – доведи спектакль до конца. Сыграй роль, а потом – делай что хочешь, хоть ложись и помирай. Только он-то не на сцене, он снимается в голливудском блокбастере – за неплохие, кстати, деньги снимается, у неплохого, кстати, режиссера. И ничего ужасного с ним еще не случилось, кроме Джеймса Макэвоя, дружба с которым, конечно, не первая стадия птичьего гриппа, но что-то около того.
Первый секс – если это вообще можно назвать сексом – выходит у них нелепо-случайно, и очень по-макэвоевски. Они даже не пили в тот вечер – полторы бутылки "Будвайзера" нельзя всерьез считать причиной временного умопомрачения, особенно в случае Фассбендера, законно гордившегося способностью пить пиво литрами и не срамить своих славных предков по обеим линиям. Просто – скука, провинциальный городок, с утра на съемки, вечером самолет, по пивку и посмотрим телек? Конечно!
По местному кабельному крутили порно, Джеймс пару раз переключил канал и со вздохом прибавил звук.
- Блондинка или брюнетка? – спросил он. – Других вариантов, похоже, не предусмотрено – правда, есть еще "Магазин на диване".
Майкл промычал что-то невнятное. В его ближайших планах стояло два пункта – допить пиво и отправиться спать, а что уж там фонит из телевизора, Бунюэль или голые девки – не принципиально. Хотя, признал он, приглядевшись к происходящему на экране, нужно отдать Джеймсу должное – тот выбрал самый симпатичный из предложенных вариантов. Блондиночка и правда оказалась ничего себе, Майкл даже почувствовал вялый всплеск интереса. Он устроился поудобнее, отхлебнул из своей бутылки, повернулся – да так и застыл, чуть ли не с открытым ртом.
Джеймс смотрел прямо на него, в упор, не отрываясь, чуть склонив голову набок: так рассматривают античную скульптуру в залах Лувра, или какой-нибудь хитровы... сложный паззл. Майкл скосил глаза на экран – да, пожалуй "хитровыебанный" тут было весьма кстати.
В горле почему-то пересохло.
- Что такое? – попытался спросить он, но вместо слов получилось только хриплое карканье. "Оооо", – задорно отозвалась блондинка в телевизоре. "Вот у этих там дело ладится, – раздраженно подумал Майкл, уловил двусмысленность и стиснул зубы. – Ну уж нет. Живым не дамся".
- Макэвой, – сказал он вслух, тыча пальцем в экран. – Порнуху там дают.
На сей раз с голосом вроде все было в порядке, но это не сильно помогло. Джеймс улыбнулся медленно, от одного уголка рта к другому, и пока длилась эта улыбка, Майкл успел почувствовать, как целый табун мурашек спустился вниз по позвоночнику, а волоски на руках стали дыбом. "Да, детка, – выдохнула блондинка, срываясь в натужный всхлип, – да, да, да!"
- Здесь интереснее, – сообщил Джеймс, закончив разминку мимических мышц – и тут же фыркнул, разбивая напряжение. – На самом деле, просто вспомнилось из старшей школы. Дрочил когда-нибудь на скорость с друзьями?
Отличный вопрос. Просто на миллион долларов. Можно, я выберу "звонок другу"?
Самое смешное, что чем только в пору юности беспутной Майкл не грешил, но вот...
- Нет, – буркнул он, присасываясь к бутылке, что угодно, лишь бы снова не попасть под действие долбаного гипноза. – Я же не педик.
- Ну так и это – не гей-порно, – и Джеймс снова улыбнулся, красными своими, словно искусанными губами, и на такую улыбку встало бы наверное и у Папы Римского, а Майкл давно уже не чувствовал себя достаточно праведным католиком.
Он сглотнул, глядя, как Джеймс, отставив бутылку, гладит себя по животу, кладет руку на ширинку джинс, и, сощурившись, кивает в сторону экрана:
- Порнуху там дают, Фассбендер.
- Здесь интереснее, – Майкл отсалютовал ему пивом. Если уж тут так откровенно мухлюют, то кто он такой, чтобы срывать представление?
- В таком случае позволь напомнить, друг мой, – тоном Чарльза Ксавье сказал Джеймс, – что в любом соревновании должно быть, как минимум, два участника.
- Да? – что ж, он тоже умеет похабно улыбаться. Во все свои тридцать два голливудских зуба. – Действительно. Совсем забыл.
Он быстро, чтобы не успеть передумать, нагнулся вперед и накрыл ладонью пальцы Джеймса, как раз взявшегося за язычок молнии. Придвинулся ближе, избегая смотреть в глаза – потому что боялся увидеть в ответном взгляде отражение того бардака, что творился у него в голове.
Недоверие, возбуждение, раздражение, паника, проблемы с дыханием, – у Макэвоя, видимо, тоже, судя по тому, как он беззвучно открывал рот, словно выброшенная на берег рыба (поздравляю, Майкл, ты, кажется, нашел способ заткнуть этот фонтан красноречия), а под тканью трусов Джеймс теплый, податливый, но уже наливающийся возбуждением, послушно толкающийся в ладонь под влажные шлепки и стоны с экрана, и проще всего – ткнуться носом в чужое плечо, в пахнущую кондиционером и Макэвоем рубашку, и не думать-не думать-не думать...
Да уж, это у Майкла Фассбендера нынче получалось просто отлично.
Особенно когда он не выдержал и посмотрел-таки – очень зря, потому что тотчас же захотелось слизнуть соленые капли над верхней губой, ощутить обманчивую мягкость кожи, попробовать наконец на вкус этот блядский рот с теперь уже действительно искусанными губами – и, о господи, как он это делает, зачем? – запрокидывает голову, жмурится, всхлипывает, подаваясь навстречу всем телом, так что, кажется, еще немного, и…
Соревновались они, похоже, все-таки с телевизором, хотя на какое-то мгновение Майкл подумал, что вот оно, сейчас он сам тут кончит без рук, как пубертатный подросток, и как там насчет "я не педик"?
Но блондинка с экрана заорала раньше, а следом за ней охнул Джеймс, снова впиваясь зубами в истерзанную нижнюю губу, прокусывая до крови, выламываясь в сладкой судороге оргазма.
Майкл застыл, даже дыхание задержал, словно боялся потревожить липкую, тягучую тишину. В кои-то веки лицо Джеймса было почти спокойным, расслабленным даже, но дрогнули слипшиеся ресницы, и нахальная, сытая, до боли привычная уже улыбка расплылась по макэвойской физиономии.
- Фассбендер, – протянул он, слизывая кровь с нижней губы и безбожно-гортанно растягивая "р", – ты разницу между "дрочить с друзьями" и "дрочить друзьям", вообще, представляешь? Не то чтобы я был против...
Он замолчал и снова закрыл глаза, как будто такая длинная фраза вымотала его до предела. Интересно, вяло подумал Майкл, связано ли посторгазменное состояние с усилением шотландского акцента? В ушах звенело.
- Салфетки в ванной, – добавил Джеймс, приоткрывая один глаз.
Чтобы встать с дивана Майклу понадобилось две попытки. По экрану телевизора уже плыла заставка следующей высокохудожественной ленты.
- Как насчет ответной любезности?.. – крикнули ему в спину, но Фассбендер уже захлопнул дверь, и слова разбились об нее, дробясь в голове назойливым эхом.
- У тебя взгляд как у моего бассета, – сказал как-то Джеймс. – Жил у нас в детстве бассет, звали ее Тельма, редкостная была сука.
Нет, окей. Не "как-то". Джеймс сказал это – сухо и отрывисто, когда Майкл через пару дней зажал его в коридоре между гримерок, взял за ворот и вознамерился хорошенько потрясти. Или врезать ему по зубам. Или еще каким-нибудь образом нарушить очередной пункт из Негласных Правил Мэттью.
И тут вдруг – "бассет".
Майкл от неожиданности разжал пальцы, и Джеймс вывернулся из его хватки и тут же утек куда-то в сторону, еще и по плечу потрепал на прощанье, зараза – мол, да не расстраивайся ты так, приятель. Пришлось вымещать свою злость на ни в чем не повинной стенке. Майкл засунул в рот саднящие костяшки пальцев и всерьез задумался, не стоит ли ему еще и головой постучаться. Для верности.
Проблема, конечно, была не в Джеймсе. Тот вообще вел себя, как обычно – то есть, по-свински – но раньше Майкл как-то меньше обращал внимание на все эти... детали.
На то, как Джеймс закладывает ногу на ногу и крутит ступней. На привычку грызть кончик ручки во время работы со сценарием. На то, как он чешет в затылке, или отводит глаза в сторону и неловко улыбается, как нашкодивший подросток. На обкусанный заусенец на большом пальце левой руки и на россыпь веснушек на носу – две крупные, куча мелких, как будто Джеймс неудачно чихнул в какао.
На каждую мелочь, на случайные движения и взгляды, на толстый слой заживляющего бальзама на губах – в самолете Джеймс дремал в кресле напротив, приоткрыв рот, а Майкл всю дорогу, часа полтора, наверное, неотрывно пялился на его губы, вспоминая предыдущий вечер. И представляя, что могло бы последовать после, если бы он не отговорился усталостью и не ушел к себе – а могло ли?
Нет, Джеймс, разумеется, не был виноват в том, что у его партнера по съемкам основательно снесло крышу.
Правда, была еще Зоуи, мисс Зоуи Совсем-Не-Прочь Кравитц, и сцена в стрип-клубе, на кровати, застеленной красным бархатным покрывалом, и когда Джеймс зачитывал вслух отрывки сценария, Майкл ржал вместе со всеми, незаметно стискивая кулаки и думая, конечно же, только и исключительно о хорошеньких миниатюрных мулатках, а никак не о рыжих шотландских козлах.
"Понимаешь, – сильно позже сказал ему Мэттью, когда они все-таки решили убрать сцену с платьем, – у тебя очень характерное выражение лица там, такое, Эриковское, только проблема в том, что Эрик не знает об иллюзии Чарльза. А знал бы – точно бы так смотрел. Как человек – ха-ха, мутант, прости – способный совершить убийство".
О, в момент съемок эпизода Майкл был более чем расположен к уголовно-наказуемым поступкам, потому что Джеймс, естественно, отпускал дурацкие шуточки, а еще – отирался, случайно касался бедром, пока они рассаживались на кровати в той же позе, что в дубле с костюмами, наклонялся к самому уху, шевеля дыханием длинные пряди парика, и тянул это свое отвратительное "дорогой" голосом ведущего какого-нибудь телешоу для домохозяек. А Майкл едва ли не рычал на него, потому что одно дело – показать в подростковом фильме мужика в платье, а другое – мужика в платье и с нехилым таким стояком, и вообще, Джеймс как будто не знал, когда стоит остановиться. "Не выходить за рамки"? Да для Макэвоя, похоже, вовсе не существовало рамок, он разрушал их, не глядя, но, думал Майкл, если сломать все стены – останешься без крыши над головой, думал и злился, по-настоящему, душной, тяжелой волной, клокочущей в груди – на Джеймса, конечно, но больше – на себя. На то, что не может спрятать свою реакцию, на то, что подпустил слишком близко, позволил пробраться под все свои маски – и бить по самым уязвимым местам.
Со съемок они ушли вместе с Зоуи – до ближайшего клуба. Это было – правильно, это было – нормально, танцы, коктейли, он целовал ее пухлые губы и забывал, с каждым мгновением забывал свое нечаянное наваждение. Зоуи, сладкая как шоколадка Зоуи, неожиданно искренняя и трогательная в постели, он нашел в себе силы выбраться из ее объятий только перед самым рассветом, сварил себе кофе и вызвал такси. Не то чтобы его волновало, кто и что подумает о них – но в свой отель вернуться все же придется, там остались нужные сегодня бумаги.
Фонарь на улице перед входом в местный "Хилтон" мелко и часто мигал, словно на последнем издыхании, тротуар был усыпан несвежими окурками – похоже, ночью кто-то неудачно врезался в урну. Майкл курил, поджидая такси, и думал о том, что поступил, в сущности, не слишком красиво; но, с другой стороны, вряд ли он навредит мисс Кравитц; его репутация всем известна. Она не может не знать, с кем связывается – и, похоже, совсем не против случайного служебного романа, а кто он такой, чтобы отказывать даме?
Хорошее настроение продержалось ровно до того момента, как он вывалился из лифта, нашаривая в кармане карту и прикрывая предплечьем зевок – и обнаружил, что его ждут.
Джеймс сидел на корточках у двери и гонял какую-то игру в телефоне, оглашая сонный предутренний коридор электронными писками. На секунду Майклу пришла в голову безумная мысль, что он ошибся этажом, отелем или вселенной. Потом ему живо представилось, как аккуратная горничная с совком и метелкой проходит мимо и говорит что-нибудь вроде: "Извините, сэр, я забыла выбросить мусор", – берет Макэвоя за шиворот и утаскивает прочь. А потом он снова разозлился, потому что какого хрена, в самом деле?
- Ты что здесь делаешь? – спросил он, старательно избегая просящихся на язык слов.
Джеймс последний раз бибикнул своей игрушкой и поднялся на ноги, засунув руки в карманы и привалившись плечом к вожделенной двери. Под глазами у него залегли глубокие тени, но сумасшедшая синева от этого казалась только ярче.
- Очевидно, жду, – сказал он, приподнимая уголки губ в намеке на улыбку. – Очевидно, тебя. Ты не отвечал на звонки.
Майкл мысленно благословил себя за то, что догадался выключить телефон – определенно, только звонка от Макэвоя ему этой ночью не хватало, а зная способность рыжей заразы подгадывать момент... Нет уж.
- Псих ненормальный, – он помахал в воздухе карточкой. – Ты позволишь?
Джеймс облизал губы и приподнял одну бровь.
- Тебе? Все, что угодно, дорогой.
Наверное, в крови Майкла еще оставалось слишком много алкоголя и эндорфинов после минувшей ночи, потому что вместо того, чтобы огрызнуться, он тоже ухмыльнулся в ответ:
- Прямо-таки все? Я запомню.
Джеймс переступил с ноги на ногу, простое, обыденное движение, но оно словно перемкнуло что-то между ними, завершило очередной цикл подколок и провокаций, одно мгновение Майкл стоял в шаге от двери – и уже каким-то образом оказался совсем близко, прижимая, прижимаясь, обхватывая ладонями невозможное это смеющееся лицо, не давая увернуться от поцелуя, и целуя, целуя наконец, задыхаясь и забывая дышать хотя бы носом, потому что Джеймс отвечал с готовностью, жарко и сладко стонал ему в рот, когда Майкл просовывал колено ему между ног, терся бесстыже, и сейчас самое время было появиться горничной с метелкой, но Майкл каким-то образом умудрился засунуть карту в электронный замок, и они ввалились в темную прихожую, так и не отрываясь друг от друга.
Что-то загремело: Майкл локтем задел вешалку, потом Джеймс споткнулся о какую-то коробку, а потом воздуха все-таки перестало хватать совсем и Майкл, часто моргая, потряс головой, пытаясь прийти в себя и осознать: он сейчас в собственной прихожей вжимает Джеймса Макэвоя в дверной косяк, и уже нащупывает ремень его джинс одной рукой, а Джеймс мелко и отрывисто дышит ему в шею, цепляясь за плечи и что-то неразборчиво бубнит.
- Что? – Майкл чуть отстранился, чтобы дать им обоим воздуха, ну и еще потому что, прижмись Джеймс еще крепче, он точно бы не удержался от чего-нибудь, о чем они оба потом пожалеют.
- Надеюсь, – раздельно процедил Макэвой, не поднимая глаз, – она делает это не хуже?
Майкла как ледяной водой окатило, он отшатнулся было прочь, но Джеймс повис на нем, словно бультерьер, каким-то образом развернул их обоих так, что теперь Майкл лопатками уперся в стену, и резким движением вскинул голову, смахивая упавшую на лоб непослушную прядь.
- Тебе было хорошо? – спросил он, сверкая глазами – и, о боже, прижал ладонь к паху Майкла, сквозь плотную ткань нащупывая встающий член.
- Свихнулся?
- Если бы, – в темноте прихожей не было видно выражения лица, только глаза – и влажный блеск оскаленных зубов, а потом не стало и этого, потому что Джеймс опустился на колени, споро расстегнул ширинку и дурашливо проворковал:
- Кажется, кому-то было маловато. Бедняжка Зоуи, она так старалась...
- Не смей!.. – прохрипел Майкл, пытаясь нашарить в темноте хоть что-нибудь, за что можно ухватиться – и тут же придушенно охнул, когда Макэвой взял у него в рот, целиком, чуть ли не по самые гланды, скользнул языком по набухающим венам, погладил пальцами мошонку, выпустил член изо рта с пошлейшим "чпок" – и, лизнув головку, снова обхватил губами, всасывая, вбирая, лаская, стискивая у основания, и Майкл определенно не хотел знать ничего о старшей школе, в которой учился Джеймс, если делать минеты его научили там же.
Он нащупал, наконец, встрепанную макушку прямо перед собой, но вместо того, чтобы оттолкнуть, положил ладонь на затылок, подталкивая, направляя, и Джеймс послушно следовал его ритму, позволяя трахать свой рот, изредка отстраняясь, чтобы сделать глубокий вдох, и что-то немузыкально мыча. Майкл вскрикивал и вцеплялся пальцами в его волосы, и с ощутимым стуком прикладывался затылком об стену, и шипел сквозь стиснутые зубы, и – Джеймс, Джеймс, Джим!.. – кажется, твердил это вслух, как заведенный, и жмурился до цветных пятен перед глазами, и толкался вперед, так что Макэвою пришлось ухватить его за бедра, стиснуть – до синяков, наверное, – пока его не накрыла с головой опустошительная волна оргазма.
Сквозь полуопущенные ресницы он видел, как Джеймс деликатно сплюнул в бумажный платок и утер рот тыльной стороной ладони. Хотелось курить, и сползти по стеночке, и так и остаться сидеть на полу, и, определенно, он не ожидал такого после всего, что было с Зоуи, и, определенно, в его личном рейтинге минетов Зоуи только что потеснили, и...
Он одурело смотрел, как Джеймс поднимается на ноги и вытирает пальцы еще одной салфеткой. Судя по серому свету из спальни, на улице уже светало. Макэвой снайперским броском швырнул скомканные салфетки в корзину для бумаг, поправил куртку и невозмутимо направился к двери.
- Эй, – тут Майкл обнаружил, что формулировать сложные распространенные предложения ему пока еще трудновато. – Что ты?..
- Ответная любезность, – пояснил Джеймс. Его голос звучал непривычно сипло, и от мысли – почему – кольнуло где-то под ребрами. – Не люблю оставлять долгов.
И ушел, конечно же, ушел, так и оставив Майкла стоять в прихожей со спущенными штанами и отвисшей челюстью.
Съемки продолжались, Майкл встречался с Зоуи, Джеймс козлил, Мэттью ворчал, жизнь текла своим чередом.
- Почему мы не можем снимать Кубу на Кубе? – вопрошал Калеб, кутаясь в куртку на три размера больше его самого.
- Наверное, потому что у "Фокс" в запасниках завалялось много лишних пальм, – меланхолично предположил Кевин. Шутка за два дня съемок на пляже уже успела обрасти бородой, и никто даже не улыбнулся.
- Хватит! – Мэттью хлопнул ладонями по бедрам. – Перерыв окончен, прогоним еще раз. Где опять Джеймс?
Джеймса, разумеется, в окрестностях не наблюдалось – в песок он успел закопаться, что ли? Майкл вздохнул, и, не дожидаясь предложений пойти поискать, сам направился к фургончикам стаффа.
- …и тащи его сюда немедленно! – долетело ему в спину напутствие Мэттью.
Джеймс обнаружился, где и ожидалось – он вечно прятался за навесом для спецтехники, чтобы перекурить – как будто кто-то еще на съемочной площадке не знал, что мистер Макэвой курит. Очередной детсадовский заскок, который был бы даже трогательным, если бы Майкл еще был в состоянии находить в поведении Джеймса хоть что-то трогательное.
- Труба зовет, – сказал Майкл нахохлившемуся Джеймсу, но вместо того, чтобы выполнить завет режиссера, присел рядом и тоже достал сигарету. Пальцы в плотных перчатках еле гнулись, промозглый ветер задувал за шиворот – да, погода и правда не дотягивала до Кубы, градусов этак на пятнадцать. Наброшенная поверх костюма куртка не слишком спасала, а Джеймс, придурок, вообще разгуливал без куртки, зябко ежил плечи и уже умудрился растрепать старательно уложенные гримерами волосы. Причем именно так, чтобы непременно хотелось поправить.
"На меня это уже не действует", – напомнил себе Майкл. Впрочем, врать самому себе – та еще задачка; конечно, действовало, еще как – до ощущения удара под дых, до покалывания в пальцах, протянуть руку – проще простого, но это как с героями их фильма: любое неверное движение – и ты развяжешь Третью Мировую.
Только Джеймс как всегда решил за него – вздохнул и привалился к фассбендеровскому боку, ткнулся лбом в плечо, ковыряя окурком мелкий белый песок.
- Пошли, – сказал он. – Сейчас – сниматься, а вечером – пить?
И Майкл пошел, а куда бы он делся?
Как оказалось, Джеймс подошел к выполнению второго пункта программы со всей ответственностью – еще не было и полуночи, когда он, невнятно извинившись и слегка позеленев, скрылся в дверях мужской комнаты. Майкл ради приличия чуть-чуть подождал, а потом, обеспокоившись долгим отсутствием коллеги, все-таки пошел следом. Макэвой, вопреки его худшим подозрениям, вовсе не блевал в уголке, а просто сидел на кафельном полу, привалившись к стеночке, и, натурально, спал, чуть приоткрыв рот и даже, кажется, похрапывая. Майкл с минуту, наверное, разглядывал эту печальную картину, потом присел на корточки и осторожно ткнул Джеймса пальцем в бок.
- Вообще-то, – сказал он, так и не дождавшись реакции, – это мне положено быть дебоширом и пьянчугой, мистер Примерный Семьянин.
Проще всего было бы оставить его здесь – пускай разбирается местная секьюрити, им не впервой сгружать бесчувственные тела в такси. Но… Майкл потряс бесчувственное тело за плечо, Джеймс что-то неразборчиво пробормотал и начал заваливаться набок, так что пришлось, конечно, подхватить, прижать, а этот засранец еще и неосознанно, вроде как, закинул руку ему на шею.
Фассбендер на мгновение замер – блеф? Не блеф? А, к черту! Он снова потряс Джеймса, подхватил под мышки, заставляя с горем пополам подняться на ноги, проворчал:
- Ну, хватит. Пора в кроватку, – и потащил свою ношу на выход.
К тому моменту, как они добрались до трейлеров, Джеймс уже начал воспринимать окружающую действительность, хотя и с некоторым трудом.
- Я в прррядке! – сообщил он Майклу, почти волоком вытаскивавшему его из такси, оттолкнул, встал на ноги, пошатнулся – и уверенной походкой направился в прямо противоположную от своего трейлера сторону. Майкл, с некоторым сожалением отказавшийся от мысли подождать и посмотреть, что будет, сунул таксисту деньги и побежал догонять свое персональное наказание.
- Фассбендррр! – обрадовался Джеймс. – А ты чт' здесь д'лаешь?
- Собираю заблудших овечек.
Майкл приобнял его за плечи, разворачивая в нужном направлении, но Макэвой каким-то образом все время умудрялся оказаться лицом к лицу, льнул ближе, цеплялся пальцами за ворот куртки, запрокидывал голову. Они топтались на месте в нелепом подобии танца, и Майкл чувствовал, как растворяется веселая, азартная злость, захлестнувшая его в баре, оставляя после себя только глухую тоску и колотье под ребрами.
- Ну и что мне с тобой делать? – беспомощно спросил он у макэвоевской макушки: ее обладатель как раз ткнулся носом ему в шею и шумно сопел, прижимаясь всем телом.
Честно говоря, он вообще не ожидал ответа. И тем более что Джеймс отстранится и скажет, очень четко и внятно:
- Выебать. Или оставить уже в покое.
Лунный свет, подумал Фассбендер, придает сцене особый романтический флер. Просто-таки Джеки Коллинз и Барбра Картленд в одном флаконе: ночной пляж, колышущиеся тени от пальм, застывшие скелетами древних чудовищ подъемные краны для завтрашних кувырканий в воздухе. Деревья, солнце, поцелуй, мать твою налево, Джеймс, что ты творишь?
- Прости, – сказал он, – я, кажется, не расслышал. Ты хочешь чтобы я оставил в покое тебя?
- Точно не расслышал, – Джеймс говорил тихо, но Майклу казалось, что его слышат в каждом гребаном трейлере. – Я хочу, чтобы ты меня выебал, Фассбендер. Трахнул. Занялся со мной сексом. Какое именно из этих слов тебе непонятно?
- Или?.. – ему и самому не понравилась угроза, прозвучавшая в вопросе, но, в конце концов, у всякого терпения есть предел.
Джеймс растянул пересохшие, потрескавшиеся губы в улыбке.
- На самом деле, – сказал он, – никаких "или".
И качнулся вперед, находя губами губы, не давая ответить, целуя настойчиво и жадно, и вот будет номер, подумал Майкл, если кто-нибудь из съемочной группы выйдет сейчас покурить, или их застукает охранник, или Мэттью приспичит проверить площадку перед завтрашним днем – хотя Мэттью как раз, наверное, будет счастлив, ему только этого и надо, чтобы они искрили с экрана, и почему все вечно забывают, что искрящая проводка имеет свойство перегорать? А еще Майкл подумал – с легким удивлением – как это все неважно, когда Джеймс трахает языком его рот, и у поцелуя кисловатый привкус виски, и холодные пальцы ерошат короткие волосы на затылке, и забираются под воротник, и тяжело и надсадно стучит сердце, переместившееся куда-то в горло.
Он все-таки первым прервал поцелуй, буркнул: "Пойдем" – и повел Макэвоя к трейлерам – потому что иначе, видит бог, они рисковали использовать все предложенные Джеймсом глаголы прямо на пляже, как в тех самых дамских романах.
Джеймс первым делом направился к бару, но Майкл поймал его за край свитера и привлек к себе.
- Что, не терпится? – пьяно хихикнул Макэвой, но глаза у него были трезвые, только, пожалуй что, блестели слишком ярко. И губы, – Майкл сглотнул, вспомнив, что эти самые губы вытворяли – припухшие, зацелованные, еще влажные, пахнущие алкоголем и Джеймсом.
Хотелось целоваться – да что там, не только целоваться.
- Или хочешь вернуться под бочок к Зоуи?
Фассбендер скрипнул зубами. Кто-то из съемочной группы рассказывал, как Макэвой сигал с крыши госпиталя в рамках благотворительной акции, и теперь Майкл все никак не мог взять в толк, ради каких таких голодающих африканских детей этот ненормальный дразнит его?
Он только плотоядно оскалился в ответ и дернул пряжку ремня.
- Ты сам предложил, помнишь?
И Джеймс не был бы Джеймсом, если бы не принял вызов.
Это было больше похоже на драку, чем на нежную прелюдию – они путались в одежде, руках и ногах, Майкл кусался – и тут же зализывал место укуса, Джеймс вскрикивал и хрипло крыл Фассбендера последними словами, и цеплялся за плечи, и сшибал с полочки у зеркала какие-то пузырьки, нашаривая крем для рук, а потом, смеясь, отбирал его у Майкла, недоуменно вертевшего в руках тюбик, и, шипя, насаживался на собственные пальцы, пока Майкл, рискуя свернуть шею, искал в карманах джинс презервативы, пытаясь не пропустить ни мгновения из этого захватывающего зрелища.
И все же, несмотря на смазку, это было узко, и жарко, и почти больно, и Джеймс так жалобно всхлипнул, когда Майкл толкнулся вперед, что тот замер, боясь пошевелиться, не зная, стоит ли продолжать.
- Твою мать, Фассбендер, шевели задницей, – просипел Макэвой, вскидывая бедра, и Майкл послушно начал двигаться, едва не захлебываясь собственным стоном, потому что, господи, Зоуи? Какая Зоуи, когда могло быть так – сладко до боли, на самом краю, словно что-то разорванное в нем срасталось заново, рвалось и снова срасталось, раз за разом, с каждым движением, вздохом и вскриком, с каждым касанием и поцелуем, до конца, до упора, до беспамятства, отдаваясь и вбирая, и твердя на выдохе: "Джим... Джим... Мой!.."
- Нет, друг мой, – выдохнул Чарльз Ксавье, поджимая губы. – Это сделал ты.
- Стоп, снято! – Мэттью помахал им сорванной с головы бейсболкой. – Ребята, вот это отлично! Давно бы так! Давайте теперь займемся сценами перед ракетной атакой.
Майкл рассеянно кивнул, не торопясь выпускать Джеймса из объятий – да и тот, кажется, вознамерился поваляться на песочке подольше. Им не хватало, так отчаянно не хватало возможности лишний раз прикоснуться друг к другу, обменяться взглядами – ох, взгляд у Макэвоя, к слову, сейчас был самый опасный – темный, затягивающий, многообещающий, и Майкл в очередной раз благословил облегающий костюм из плотного прорезиненного материала, который скрывал некоторые естественные реакции организма на одну шотландскую заразу. Джеймс облизал перепачканные красным губы, и Майкл сглотнул – хоть кровь и была бутафорской, выглядела она слишком натурально, а в паху уже тянуло, сладко и тяжело, и ныло под ложечкой от предвкушения быстрого минета где-нибудь в гримерке. Большим в дневные перерывы они уже не рисковали, потому что история про заклинившую дверь трейлера и так уже обошла всю съемочную группу, обрастая все более невероятными подробностями.
А Майклу все казалось, что вот-вот включатся тормоза, что хоть кто-нибудь из них двоих придет в сознание, скажет "Хватит", и этот кто-нибудь, пожалуйста, пусть будет Джеймс, потому что он, Майкл, никогда не умел отказываться и отпускать, если не отказывались – от него, и всегда это неумение выходило ему боком. Но, похоже, что Джеймса крыло так же по-черному, безнадежно и беспросветно, словно он торопился наглотаться воздуха перед погружением в воду, и оба они, как долбаные наркоманы, жили от дозы и до дозы, ощущая время, только когда оказывались наедине, и времени всегда было исчезающе мало даже на одного, что уж говорить о двоих.
- У меня ноги затекли, – сказал Майкл, глядя сверху вниз и дергая уголком рта.
- Я знаю, – безмятежно согласился Джеймс, даже не думая подниматься. – И ведро уши жмет.
Кто-то из техников, пробегая мимо, сплюнул и пробормотал что-то неразборчивое, Майкл проводил его задумчивым взглядом, в очередной раз задаваясь вопросом, не переусердствовали ли они, пряча очевидное на самом виду. Джеймс все-таки скатился с его колен, встал, потирая поясницу.
- Так можно и спину себе застудить, – ворчливо сказал он. – Надо было требовать дублера, надоело в песке кувыркаться.
Майкл, давно уже привыкший ко внезапным сменам макэвоевских настроений, только пожал плечами. И только вечером, заметив, что тот самый техник (хороший парень, смешная фамилия, тоже немецкая, что-то на -штерн) щеголяет фингалом под глазом, сложил два и два.
- Сдурел? – спросил он, отбирая у Джеймса прикуренную сигарету и задерживая в ладонях руку с покрасневшими костяшками пальцев. Они опять сидели среди дюн, только не было уже ни навеса, ни кранов – съемки на берегу их маленькой Кубы подходили к концу, и нужно было собираться в Лос-Анджелес.
Макэвой фыркнул.
- Ты же не педик, забыл? – сказал он, комкая пустую пачку. – Пришлось вступиться за твою поруганную честь.
Майкл долго смотрел него, не отрываясь – на бледный носатый профиль, на поднятый воротник пуховика, на встопорщенные на затылке волосы, и думал о том, как же ему хочется придушить это недоразумение вот прямо здесь, закопать в мелкий песочек и забыть раз и навсегда даже о самом факте знакомства с Джеймсом Макэвоем.
- Не педик, – согласился он, наконец, – и ты не педик. Но долбоебы просто сказочные.
Джеймс ухмыльнулся.
- Окей, вас понял, босс. Надо меньше палиться, да?
Наверное, именно с этой целью в Лос-Анджелесе он решил погостить в квартире Майкла, хотя сам утверждал, что поступает так исключительно из соображений экономии. Ну и уж конечно именно поэтому в постпродакшене они не отлипали друг от друга ни на минуту и несли в прямом эфире всякую чепуху.
И, может быть, по этой самой причине в один прекрасный день Майклу позвонила Энн-Мари.
Джеймс мог сколько угодно прохаживаться на тему Зоуи, но его собственная семья существовала словно бы за скобками – и не только (не столько) из-за макэвоевской скрытности во всем, что касалось личной жизни. Майкл, правда, был исключением, но только подтверждающим правило, опять же, кто теперь поверил бы, что "Фассэвой" и "Макбендер" – это не игра на публику?
А вот об Энн-Мари и Брендоне и сам Майкл старался лишний раз не вспоминать, из какого-то глупого полудетского суеверия, как будто это была другая, параллельная реальность, другая, параллельная жизнь. Может быть даже другой, параллельный Макэвой. Не тот, который беззаботно дрых в фассбендеровской постели, в то время как Майклу звонила его жена и вежливо говорила: "Привет, Майкл, это Энн-Мари. Мы незнакомы, но не мог бы ты передать трубку Джеймсу, а то он отключил телефон?"
Наверное, в какой-то из таких моментов Майкл и сказал, что все закончится. Или, по крайней мере, набрал в легкие воздуха, чтобы сказать, может быть, даже открыл рот, но потом снова везде был Джеймс, Джеймс, Джим, не продохнуть, не увернуться, дурак ты, Фассбендер, говорил он сам себе, и все равно велся – на улыбку, на намеки, на насмешливо приподнятую бровь.
Анн-Мари больше не звонила. Отгремели все пред- и постпремьерные показы, заканчивались последние интервью. Мэттью хлопал их по плечам и обещал, что сиквел будет еще веселее, если будет, конечно – ну, сами понимаете, ребята, решаю не я, а серьезные парни из "Фокс". Телефон надрывался от звонков, а мир не собирался стоять на месте и ждать, пока некий Майкл Фассбендер разберется со своими желаниями. Точнее, с одним-единственным желанием, наглым, конопатым и голубоглазым, без спросу вломившимся в его жизнь и перевернувшим ее с ног на голову.
Последний раз они встречаются в Лондоне, на съемной квартире, Джеймс много курит и отказывается от виски, Майкл сбрасывает входящие вызовы и торопливо развязывает галстук, но уже с неизбежной определенностью понимает – все не то. Они вспоминают какие-то смешные случаи со съемок, Джеймс смеется и прячет глаза, а из его спортивной сумки торчит коробка с детской игрой. Отлично, думает Майкл. Не скучай, Брендон, папа скоро вернется, он уехал тебе за подарком и потрахаться.
Майкл вообще слишком много думает, и это основная из его проблем.
Но теперь, когда "химию" Мэттью уже не нужно демонстрировать направо и налево, они встречаются как-то безнадежно-тихо, почти привычно. Да, пока еще – до искр под зажмуренными веками, до сорванного дыхания, а дальше?..
- Что дальше? – спрашивает Майкл, которого до чертиков пугает это самое "пока".
- А есть варианты? – вопросом на вопрос отвечает Джеймс, и пепел с его сигареты падает на подушку.
"Это не может продолжаться вечно", – вспоминает Майкл, прошедшие месяцы скручиваются перед глазами в одну тугую спираль, в розетку калейдоскопа, состоящую из обрывков жестов и фраз, разноцветных сполохов, из ошибок и переигрываний, из смеха, и злости, и желания, и Макэвоя, и меньше всего Майклу хочется все это потерять.
- Даже не думай, – говорит Джеймс, наклоняет голову, пряча улыбку плечом, и кажется, что все это – настоящее. Здесь, сейчас, с ними.
- Что?
- Что все кончится вот так.
- Я думал, телепаты в отпуске, – Майкл забирает у него сигарету, делает последнюю затяжку перед тем, как, не глядя, раздавить окурок в пепельнице, стоящей на полу.
- О, нет, – Джеймс подпирает подбородок кулаком, сверкает глазами. – Сейчас я тебе без "Церебро" все расскажу. Мы станем видеться все реже, ты с головой уйдешь в работу, будешь сниматься на износ, и получишь все золотые ветви, медведей и прочие важные штуки, и, может быть, Оскар в ближайшие пару лет, и тебе будут давать все хорошенькие мулатки от Ричмонда до Сан-Франциско, а Мэттью придется писать тебе на гербовой бумаге и договариваться о встрече через двух агентов, если они все-таки надумают снимать сиквел.
– Эй, – говорит Майкл, – ты что?..
И не знает, чем закончить фразу.
"Ревнуешь?"
"Злишься?"
"Хочешь меня послать, но не знаешь, как?"
А Джеймс уже перекатывается по кровати, опрокидывает его на влажные еще простыни, целует коротко, оттягивает зубами нижнюю губу, щурится, избегает прямого взгляда, шарит руками по телу, а потом все-таки не выдерживает, фыркает куда-то в подушку рядом с ухом Майкла, и начинает хохотать в голос.
- Ты бы видел свое лицо сейчас, – стонет он, и Майкл не знает, чего ему хочется больше – отодрать ремнем по тощей заднице или просто – отодрать, поэтому он хватает ржущего Макэвоя в охапку и прижимает к себе как можно крепче.
А утром снова считает веснушки на чужом плече и придумывает благодарственную речь для церемонии вручения "Оскара".
Потому что всякое ведь бывает?
От:
Название: "Тоже про любовь"
Жанр: PWP с элементами классического дамского романа
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Майкл, Джеймс, съемочная группа "Первого класса"
Размер: ~6000 слов
Предупреждение: РПС в принципе подразумевает ООС, так что пускай будет ООС в кубе
Дисклеймер: Любое совпадение имен персонажей с реальными людьми носит случайный характер.
Тоже про любовь- Это не может продолжаться вечно.
Майкл не помнит, когда именно он так сказал. Может быть, на выходе из третьего по счету бара, когда Джеймс, картинно пошатываясь, пытался прикурить от его зажженной сигареты и хватал его за руки, обжигая горячим дыханием пальцы. Или после съемок очередной передачи; они хохотали так, что Джеймс начал икать – тоненько и жалобно, а Майкл расплескал стакан с водой, пытаясь снова не заржать в голос. Макэвой тогда состроил самую зверскую физиономию, пригрозил придушить с особым садизмом – и икнул, испортив весь пафос сцены.
Или, может быть, это было тем сонным утром, когда Майкл, шалея от произошедшего – происходящего – с ними, считал узкие полоски солнечного света на макэвоевском плече: тени от жалюзи, три, потом – пять, россыпь веснушек, сбившаяся комком простыня, во рту кисло и гадко, но вылезти сейчас из постели, нарушить спокойствие этого утра – немыслимо.
Нет, думает Майкл с невеселой усмешкой, тогда ему точно не приходило в голову, что все когда-нибудь закончится. И вообще глагол "кончать" интересовал его исключительно в практическом применении.
Майкл не помнит, когда именно сказал это, зато помнит, как Джеймс насмешливо фыркнул: "Философ!" – и полез целоваться.
***
У Джеймса Макэвоя недостатков было – один миллион и еще парочка в довесок. Но, по крайней мере, решил Майкл, он хорошо играет, это окупает многое. Многое, но не все.
Майкл даже не был уверен, как именно называется такой склад характера, но подозревал, что ближе всего к истине будет слово "сволочной". Макэвой был везде – в перешептываниях девочек-костюмеров, в критических замечаниях Мэттью Вона, под прицелом камеры и в неровных карандашных строках на полях исчерканного сценария, в затуманенном взгляде Роуз Берн и в остывающем эспрессо на столике в гримерке, везде, кажется, даже в самом воздухе – и нигде одновременно. Макэвой Шредингера, сказал Кевин, когда Джеймса в очередной раз не оказалось на летучке, на которой он вроде бы только что сидел и ковырял пол носком стоптанного кроссовка.
Майкл оценил метафору, хотя сам бы назвал это куда проще: полный пиздец. Потому что как только Джеймса Макэвоя не оказывалось на месте, все взгляды тотчас устремлялись на Майкла Фассбендера. И нужно было либо немедленно отправляться на поиски, либо неловко улыбаться и пожимать плечами – нет, что вы, вовсе не я сожрал вашего расчудесного Джеймса на завтрак и не поморщился. "Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?" – да и вообще, поругаться всерьез они успели только один раз, в самом начале съемок, а все, что было с тех пор – беззлобные взаимные подколки, по молчаливому уговору почти никогда не достигающие цели.
Да и в тот, первый раз повод был какой-то пустяковый, просто Майкл был зол и с похмелья, а Джеймс на прогоне вел себя как полный... Макэвой: пародировал Мэттью и довел-таки вплавлявшегося в пластиковый стул Майкла до белого каления. После того случая Фассбендер купил себе новые очки взамен разбитых, Вон добавил в Негласные Правила Поведения на съемочной площадке туманный пункт о запрете на шутки, касающиеся национальности и вероисповедания членов команды, а милашка Зоуи Кравитц с тех пор смотрела на Майкла исключительно раскрыв рот, ровно на какого-нибудь архангела, спустившегося с небес в сиянии славы и с огненным мечом наперевес. Не то чтобы Майкл был против последнего пункта; он, вообще-то, с удовольствием показал бы Зоуи и огненный меч, и все к нему прилагающееся. Что касается Макэвоя – инцидент как-то замялся сам собой, и больше они к этому не возвращались, более того, через неделю оба уже радостно ржали, вспоминая едва не случившееся рукоприкладство.
Но осадочек остался. Словно невидимая глазу червоточина, разъедавшая незаметно, исподволь – Майкл грешил на напряженный график съемок и общий макэвоевский сволочизм. Обычно ведь как – подрались, выпили, помирились, забыли. А тут как-то непонятно и по-бабски, даже и драки толком не вышло, ерунда одна, и вроде надо бы извиниться, но неясно, за что именно.
Майкл очень не любил таких вот недосказанностей, поэтому мысленно зарекся общаться с Макэвоем кроме как по делу – и какое-то время ему даже казалось, что он следует этому принципу. Примерно до тех пор, пока не обнаружил себя четвертый день подряд заседающим в баре с Джеймсом и слушающим его рассказы про Киру и Анджелину. И не отметил машинально, с истинно немецкой педантичностью – за подшучивание над которой когда-то, вечность назад, Макэвой и огреб – что тот никакой уже не "Макэвой", а исключительно Джеймс. Хорошо хоть не Джим, в самом деле.
Насторожился он, только когда номер Джеймса прочно прописался в его мобильном, а Мэттью стал считать, что важную информацию достаточно передать одному из них, и второй тут же об этом узнает.
Ну или, может быть, когда они с Джеймсом на пару угоняли гольф-кар, или подвешивали к потолку реквизит, или сооружали хвост Азазеля из подручных материалов и приклеивали Флемингу к пальто, или затевали еще какую-нибудь достойную младшего школьного возраста каверзу. Ничто так не сближает, как совместное дуракаваляние, с опозданием вспоминал Майкл, а с Джеймсом это было естественным, словно дыхание – треп, дружеские тычки в бок, подколки и, иногда, странный тоскливый взгляд, которым награждал его Макэвой, прежде чем выдать на-гора очередную жизнерадостную чушь или нелепый прожект.
Это мешало. Майкл помнил все, чему его учили – даже если тебе больно и плохо, ушла жена, обсчитали в такси, ты заболел начальной стадией птичьего гриппа или сломал руку – доведи спектакль до конца. Сыграй роль, а потом – делай что хочешь, хоть ложись и помирай. Только он-то не на сцене, он снимается в голливудском блокбастере – за неплохие, кстати, деньги снимается, у неплохого, кстати, режиссера. И ничего ужасного с ним еще не случилось, кроме Джеймса Макэвоя, дружба с которым, конечно, не первая стадия птичьего гриппа, но что-то около того.
Первый секс – если это вообще можно назвать сексом – выходит у них нелепо-случайно, и очень по-макэвоевски. Они даже не пили в тот вечер – полторы бутылки "Будвайзера" нельзя всерьез считать причиной временного умопомрачения, особенно в случае Фассбендера, законно гордившегося способностью пить пиво литрами и не срамить своих славных предков по обеим линиям. Просто – скука, провинциальный городок, с утра на съемки, вечером самолет, по пивку и посмотрим телек? Конечно!
По местному кабельному крутили порно, Джеймс пару раз переключил канал и со вздохом прибавил звук.
- Блондинка или брюнетка? – спросил он. – Других вариантов, похоже, не предусмотрено – правда, есть еще "Магазин на диване".
Майкл промычал что-то невнятное. В его ближайших планах стояло два пункта – допить пиво и отправиться спать, а что уж там фонит из телевизора, Бунюэль или голые девки – не принципиально. Хотя, признал он, приглядевшись к происходящему на экране, нужно отдать Джеймсу должное – тот выбрал самый симпатичный из предложенных вариантов. Блондиночка и правда оказалась ничего себе, Майкл даже почувствовал вялый всплеск интереса. Он устроился поудобнее, отхлебнул из своей бутылки, повернулся – да так и застыл, чуть ли не с открытым ртом.
Джеймс смотрел прямо на него, в упор, не отрываясь, чуть склонив голову набок: так рассматривают античную скульптуру в залах Лувра, или какой-нибудь хитровы... сложный паззл. Майкл скосил глаза на экран – да, пожалуй "хитровыебанный" тут было весьма кстати.
В горле почему-то пересохло.
- Что такое? – попытался спросить он, но вместо слов получилось только хриплое карканье. "Оооо", – задорно отозвалась блондинка в телевизоре. "Вот у этих там дело ладится, – раздраженно подумал Майкл, уловил двусмысленность и стиснул зубы. – Ну уж нет. Живым не дамся".
- Макэвой, – сказал он вслух, тыча пальцем в экран. – Порнуху там дают.
На сей раз с голосом вроде все было в порядке, но это не сильно помогло. Джеймс улыбнулся медленно, от одного уголка рта к другому, и пока длилась эта улыбка, Майкл успел почувствовать, как целый табун мурашек спустился вниз по позвоночнику, а волоски на руках стали дыбом. "Да, детка, – выдохнула блондинка, срываясь в натужный всхлип, – да, да, да!"
- Здесь интереснее, – сообщил Джеймс, закончив разминку мимических мышц – и тут же фыркнул, разбивая напряжение. – На самом деле, просто вспомнилось из старшей школы. Дрочил когда-нибудь на скорость с друзьями?
Отличный вопрос. Просто на миллион долларов. Можно, я выберу "звонок другу"?
Самое смешное, что чем только в пору юности беспутной Майкл не грешил, но вот...
- Нет, – буркнул он, присасываясь к бутылке, что угодно, лишь бы снова не попасть под действие долбаного гипноза. – Я же не педик.
- Ну так и это – не гей-порно, – и Джеймс снова улыбнулся, красными своими, словно искусанными губами, и на такую улыбку встало бы наверное и у Папы Римского, а Майкл давно уже не чувствовал себя достаточно праведным католиком.
Он сглотнул, глядя, как Джеймс, отставив бутылку, гладит себя по животу, кладет руку на ширинку джинс, и, сощурившись, кивает в сторону экрана:
- Порнуху там дают, Фассбендер.
- Здесь интереснее, – Майкл отсалютовал ему пивом. Если уж тут так откровенно мухлюют, то кто он такой, чтобы срывать представление?
- В таком случае позволь напомнить, друг мой, – тоном Чарльза Ксавье сказал Джеймс, – что в любом соревновании должно быть, как минимум, два участника.
- Да? – что ж, он тоже умеет похабно улыбаться. Во все свои тридцать два голливудских зуба. – Действительно. Совсем забыл.
Он быстро, чтобы не успеть передумать, нагнулся вперед и накрыл ладонью пальцы Джеймса, как раз взявшегося за язычок молнии. Придвинулся ближе, избегая смотреть в глаза – потому что боялся увидеть в ответном взгляде отражение того бардака, что творился у него в голове.
Недоверие, возбуждение, раздражение, паника, проблемы с дыханием, – у Макэвоя, видимо, тоже, судя по тому, как он беззвучно открывал рот, словно выброшенная на берег рыба (поздравляю, Майкл, ты, кажется, нашел способ заткнуть этот фонтан красноречия), а под тканью трусов Джеймс теплый, податливый, но уже наливающийся возбуждением, послушно толкающийся в ладонь под влажные шлепки и стоны с экрана, и проще всего – ткнуться носом в чужое плечо, в пахнущую кондиционером и Макэвоем рубашку, и не думать-не думать-не думать...
Да уж, это у Майкла Фассбендера нынче получалось просто отлично.
Особенно когда он не выдержал и посмотрел-таки – очень зря, потому что тотчас же захотелось слизнуть соленые капли над верхней губой, ощутить обманчивую мягкость кожи, попробовать наконец на вкус этот блядский рот с теперь уже действительно искусанными губами – и, о господи, как он это делает, зачем? – запрокидывает голову, жмурится, всхлипывает, подаваясь навстречу всем телом, так что, кажется, еще немного, и…
Соревновались они, похоже, все-таки с телевизором, хотя на какое-то мгновение Майкл подумал, что вот оно, сейчас он сам тут кончит без рук, как пубертатный подросток, и как там насчет "я не педик"?
Но блондинка с экрана заорала раньше, а следом за ней охнул Джеймс, снова впиваясь зубами в истерзанную нижнюю губу, прокусывая до крови, выламываясь в сладкой судороге оргазма.
Майкл застыл, даже дыхание задержал, словно боялся потревожить липкую, тягучую тишину. В кои-то веки лицо Джеймса было почти спокойным, расслабленным даже, но дрогнули слипшиеся ресницы, и нахальная, сытая, до боли привычная уже улыбка расплылась по макэвойской физиономии.
- Фассбендер, – протянул он, слизывая кровь с нижней губы и безбожно-гортанно растягивая "р", – ты разницу между "дрочить с друзьями" и "дрочить друзьям", вообще, представляешь? Не то чтобы я был против...
Он замолчал и снова закрыл глаза, как будто такая длинная фраза вымотала его до предела. Интересно, вяло подумал Майкл, связано ли посторгазменное состояние с усилением шотландского акцента? В ушах звенело.
- Салфетки в ванной, – добавил Джеймс, приоткрывая один глаз.
Чтобы встать с дивана Майклу понадобилось две попытки. По экрану телевизора уже плыла заставка следующей высокохудожественной ленты.
- Как насчет ответной любезности?.. – крикнули ему в спину, но Фассбендер уже захлопнул дверь, и слова разбились об нее, дробясь в голове назойливым эхом.
- У тебя взгляд как у моего бассета, – сказал как-то Джеймс. – Жил у нас в детстве бассет, звали ее Тельма, редкостная была сука.
Нет, окей. Не "как-то". Джеймс сказал это – сухо и отрывисто, когда Майкл через пару дней зажал его в коридоре между гримерок, взял за ворот и вознамерился хорошенько потрясти. Или врезать ему по зубам. Или еще каким-нибудь образом нарушить очередной пункт из Негласных Правил Мэттью.
И тут вдруг – "бассет".
Майкл от неожиданности разжал пальцы, и Джеймс вывернулся из его хватки и тут же утек куда-то в сторону, еще и по плечу потрепал на прощанье, зараза – мол, да не расстраивайся ты так, приятель. Пришлось вымещать свою злость на ни в чем не повинной стенке. Майкл засунул в рот саднящие костяшки пальцев и всерьез задумался, не стоит ли ему еще и головой постучаться. Для верности.
Проблема, конечно, была не в Джеймсе. Тот вообще вел себя, как обычно – то есть, по-свински – но раньше Майкл как-то меньше обращал внимание на все эти... детали.
На то, как Джеймс закладывает ногу на ногу и крутит ступней. На привычку грызть кончик ручки во время работы со сценарием. На то, как он чешет в затылке, или отводит глаза в сторону и неловко улыбается, как нашкодивший подросток. На обкусанный заусенец на большом пальце левой руки и на россыпь веснушек на носу – две крупные, куча мелких, как будто Джеймс неудачно чихнул в какао.
На каждую мелочь, на случайные движения и взгляды, на толстый слой заживляющего бальзама на губах – в самолете Джеймс дремал в кресле напротив, приоткрыв рот, а Майкл всю дорогу, часа полтора, наверное, неотрывно пялился на его губы, вспоминая предыдущий вечер. И представляя, что могло бы последовать после, если бы он не отговорился усталостью и не ушел к себе – а могло ли?
Нет, Джеймс, разумеется, не был виноват в том, что у его партнера по съемкам основательно снесло крышу.
Правда, была еще Зоуи, мисс Зоуи Совсем-Не-Прочь Кравитц, и сцена в стрип-клубе, на кровати, застеленной красным бархатным покрывалом, и когда Джеймс зачитывал вслух отрывки сценария, Майкл ржал вместе со всеми, незаметно стискивая кулаки и думая, конечно же, только и исключительно о хорошеньких миниатюрных мулатках, а никак не о рыжих шотландских козлах.
"Понимаешь, – сильно позже сказал ему Мэттью, когда они все-таки решили убрать сцену с платьем, – у тебя очень характерное выражение лица там, такое, Эриковское, только проблема в том, что Эрик не знает об иллюзии Чарльза. А знал бы – точно бы так смотрел. Как человек – ха-ха, мутант, прости – способный совершить убийство".
О, в момент съемок эпизода Майкл был более чем расположен к уголовно-наказуемым поступкам, потому что Джеймс, естественно, отпускал дурацкие шуточки, а еще – отирался, случайно касался бедром, пока они рассаживались на кровати в той же позе, что в дубле с костюмами, наклонялся к самому уху, шевеля дыханием длинные пряди парика, и тянул это свое отвратительное "дорогой" голосом ведущего какого-нибудь телешоу для домохозяек. А Майкл едва ли не рычал на него, потому что одно дело – показать в подростковом фильме мужика в платье, а другое – мужика в платье и с нехилым таким стояком, и вообще, Джеймс как будто не знал, когда стоит остановиться. "Не выходить за рамки"? Да для Макэвоя, похоже, вовсе не существовало рамок, он разрушал их, не глядя, но, думал Майкл, если сломать все стены – останешься без крыши над головой, думал и злился, по-настоящему, душной, тяжелой волной, клокочущей в груди – на Джеймса, конечно, но больше – на себя. На то, что не может спрятать свою реакцию, на то, что подпустил слишком близко, позволил пробраться под все свои маски – и бить по самым уязвимым местам.
Со съемок они ушли вместе с Зоуи – до ближайшего клуба. Это было – правильно, это было – нормально, танцы, коктейли, он целовал ее пухлые губы и забывал, с каждым мгновением забывал свое нечаянное наваждение. Зоуи, сладкая как шоколадка Зоуи, неожиданно искренняя и трогательная в постели, он нашел в себе силы выбраться из ее объятий только перед самым рассветом, сварил себе кофе и вызвал такси. Не то чтобы его волновало, кто и что подумает о них – но в свой отель вернуться все же придется, там остались нужные сегодня бумаги.
Фонарь на улице перед входом в местный "Хилтон" мелко и часто мигал, словно на последнем издыхании, тротуар был усыпан несвежими окурками – похоже, ночью кто-то неудачно врезался в урну. Майкл курил, поджидая такси, и думал о том, что поступил, в сущности, не слишком красиво; но, с другой стороны, вряд ли он навредит мисс Кравитц; его репутация всем известна. Она не может не знать, с кем связывается – и, похоже, совсем не против случайного служебного романа, а кто он такой, чтобы отказывать даме?
Хорошее настроение продержалось ровно до того момента, как он вывалился из лифта, нашаривая в кармане карту и прикрывая предплечьем зевок – и обнаружил, что его ждут.
Джеймс сидел на корточках у двери и гонял какую-то игру в телефоне, оглашая сонный предутренний коридор электронными писками. На секунду Майклу пришла в голову безумная мысль, что он ошибся этажом, отелем или вселенной. Потом ему живо представилось, как аккуратная горничная с совком и метелкой проходит мимо и говорит что-нибудь вроде: "Извините, сэр, я забыла выбросить мусор", – берет Макэвоя за шиворот и утаскивает прочь. А потом он снова разозлился, потому что какого хрена, в самом деле?
- Ты что здесь делаешь? – спросил он, старательно избегая просящихся на язык слов.
Джеймс последний раз бибикнул своей игрушкой и поднялся на ноги, засунув руки в карманы и привалившись плечом к вожделенной двери. Под глазами у него залегли глубокие тени, но сумасшедшая синева от этого казалась только ярче.
- Очевидно, жду, – сказал он, приподнимая уголки губ в намеке на улыбку. – Очевидно, тебя. Ты не отвечал на звонки.
Майкл мысленно благословил себя за то, что догадался выключить телефон – определенно, только звонка от Макэвоя ему этой ночью не хватало, а зная способность рыжей заразы подгадывать момент... Нет уж.
- Псих ненормальный, – он помахал в воздухе карточкой. – Ты позволишь?
Джеймс облизал губы и приподнял одну бровь.
- Тебе? Все, что угодно, дорогой.
Наверное, в крови Майкла еще оставалось слишком много алкоголя и эндорфинов после минувшей ночи, потому что вместо того, чтобы огрызнуться, он тоже ухмыльнулся в ответ:
- Прямо-таки все? Я запомню.
Джеймс переступил с ноги на ногу, простое, обыденное движение, но оно словно перемкнуло что-то между ними, завершило очередной цикл подколок и провокаций, одно мгновение Майкл стоял в шаге от двери – и уже каким-то образом оказался совсем близко, прижимая, прижимаясь, обхватывая ладонями невозможное это смеющееся лицо, не давая увернуться от поцелуя, и целуя, целуя наконец, задыхаясь и забывая дышать хотя бы носом, потому что Джеймс отвечал с готовностью, жарко и сладко стонал ему в рот, когда Майкл просовывал колено ему между ног, терся бесстыже, и сейчас самое время было появиться горничной с метелкой, но Майкл каким-то образом умудрился засунуть карту в электронный замок, и они ввалились в темную прихожую, так и не отрываясь друг от друга.
Что-то загремело: Майкл локтем задел вешалку, потом Джеймс споткнулся о какую-то коробку, а потом воздуха все-таки перестало хватать совсем и Майкл, часто моргая, потряс головой, пытаясь прийти в себя и осознать: он сейчас в собственной прихожей вжимает Джеймса Макэвоя в дверной косяк, и уже нащупывает ремень его джинс одной рукой, а Джеймс мелко и отрывисто дышит ему в шею, цепляясь за плечи и что-то неразборчиво бубнит.
- Что? – Майкл чуть отстранился, чтобы дать им обоим воздуха, ну и еще потому что, прижмись Джеймс еще крепче, он точно бы не удержался от чего-нибудь, о чем они оба потом пожалеют.
- Надеюсь, – раздельно процедил Макэвой, не поднимая глаз, – она делает это не хуже?
Майкла как ледяной водой окатило, он отшатнулся было прочь, но Джеймс повис на нем, словно бультерьер, каким-то образом развернул их обоих так, что теперь Майкл лопатками уперся в стену, и резким движением вскинул голову, смахивая упавшую на лоб непослушную прядь.
- Тебе было хорошо? – спросил он, сверкая глазами – и, о боже, прижал ладонь к паху Майкла, сквозь плотную ткань нащупывая встающий член.
- Свихнулся?
- Если бы, – в темноте прихожей не было видно выражения лица, только глаза – и влажный блеск оскаленных зубов, а потом не стало и этого, потому что Джеймс опустился на колени, споро расстегнул ширинку и дурашливо проворковал:
- Кажется, кому-то было маловато. Бедняжка Зоуи, она так старалась...
- Не смей!.. – прохрипел Майкл, пытаясь нашарить в темноте хоть что-нибудь, за что можно ухватиться – и тут же придушенно охнул, когда Макэвой взял у него в рот, целиком, чуть ли не по самые гланды, скользнул языком по набухающим венам, погладил пальцами мошонку, выпустил член изо рта с пошлейшим "чпок" – и, лизнув головку, снова обхватил губами, всасывая, вбирая, лаская, стискивая у основания, и Майкл определенно не хотел знать ничего о старшей школе, в которой учился Джеймс, если делать минеты его научили там же.
Он нащупал, наконец, встрепанную макушку прямо перед собой, но вместо того, чтобы оттолкнуть, положил ладонь на затылок, подталкивая, направляя, и Джеймс послушно следовал его ритму, позволяя трахать свой рот, изредка отстраняясь, чтобы сделать глубокий вдох, и что-то немузыкально мыча. Майкл вскрикивал и вцеплялся пальцами в его волосы, и с ощутимым стуком прикладывался затылком об стену, и шипел сквозь стиснутые зубы, и – Джеймс, Джеймс, Джим!.. – кажется, твердил это вслух, как заведенный, и жмурился до цветных пятен перед глазами, и толкался вперед, так что Макэвою пришлось ухватить его за бедра, стиснуть – до синяков, наверное, – пока его не накрыла с головой опустошительная волна оргазма.
Сквозь полуопущенные ресницы он видел, как Джеймс деликатно сплюнул в бумажный платок и утер рот тыльной стороной ладони. Хотелось курить, и сползти по стеночке, и так и остаться сидеть на полу, и, определенно, он не ожидал такого после всего, что было с Зоуи, и, определенно, в его личном рейтинге минетов Зоуи только что потеснили, и...
Он одурело смотрел, как Джеймс поднимается на ноги и вытирает пальцы еще одной салфеткой. Судя по серому свету из спальни, на улице уже светало. Макэвой снайперским броском швырнул скомканные салфетки в корзину для бумаг, поправил куртку и невозмутимо направился к двери.
- Эй, – тут Майкл обнаружил, что формулировать сложные распространенные предложения ему пока еще трудновато. – Что ты?..
- Ответная любезность, – пояснил Джеймс. Его голос звучал непривычно сипло, и от мысли – почему – кольнуло где-то под ребрами. – Не люблю оставлять долгов.
И ушел, конечно же, ушел, так и оставив Майкла стоять в прихожей со спущенными штанами и отвисшей челюстью.
Съемки продолжались, Майкл встречался с Зоуи, Джеймс козлил, Мэттью ворчал, жизнь текла своим чередом.
- Почему мы не можем снимать Кубу на Кубе? – вопрошал Калеб, кутаясь в куртку на три размера больше его самого.
- Наверное, потому что у "Фокс" в запасниках завалялось много лишних пальм, – меланхолично предположил Кевин. Шутка за два дня съемок на пляже уже успела обрасти бородой, и никто даже не улыбнулся.
- Хватит! – Мэттью хлопнул ладонями по бедрам. – Перерыв окончен, прогоним еще раз. Где опять Джеймс?
Джеймса, разумеется, в окрестностях не наблюдалось – в песок он успел закопаться, что ли? Майкл вздохнул, и, не дожидаясь предложений пойти поискать, сам направился к фургончикам стаффа.
- …и тащи его сюда немедленно! – долетело ему в спину напутствие Мэттью.
Джеймс обнаружился, где и ожидалось – он вечно прятался за навесом для спецтехники, чтобы перекурить – как будто кто-то еще на съемочной площадке не знал, что мистер Макэвой курит. Очередной детсадовский заскок, который был бы даже трогательным, если бы Майкл еще был в состоянии находить в поведении Джеймса хоть что-то трогательное.
- Труба зовет, – сказал Майкл нахохлившемуся Джеймсу, но вместо того, чтобы выполнить завет режиссера, присел рядом и тоже достал сигарету. Пальцы в плотных перчатках еле гнулись, промозглый ветер задувал за шиворот – да, погода и правда не дотягивала до Кубы, градусов этак на пятнадцать. Наброшенная поверх костюма куртка не слишком спасала, а Джеймс, придурок, вообще разгуливал без куртки, зябко ежил плечи и уже умудрился растрепать старательно уложенные гримерами волосы. Причем именно так, чтобы непременно хотелось поправить.
"На меня это уже не действует", – напомнил себе Майкл. Впрочем, врать самому себе – та еще задачка; конечно, действовало, еще как – до ощущения удара под дых, до покалывания в пальцах, протянуть руку – проще простого, но это как с героями их фильма: любое неверное движение – и ты развяжешь Третью Мировую.
Только Джеймс как всегда решил за него – вздохнул и привалился к фассбендеровскому боку, ткнулся лбом в плечо, ковыряя окурком мелкий белый песок.
- Пошли, – сказал он. – Сейчас – сниматься, а вечером – пить?
И Майкл пошел, а куда бы он делся?
Как оказалось, Джеймс подошел к выполнению второго пункта программы со всей ответственностью – еще не было и полуночи, когда он, невнятно извинившись и слегка позеленев, скрылся в дверях мужской комнаты. Майкл ради приличия чуть-чуть подождал, а потом, обеспокоившись долгим отсутствием коллеги, все-таки пошел следом. Макэвой, вопреки его худшим подозрениям, вовсе не блевал в уголке, а просто сидел на кафельном полу, привалившись к стеночке, и, натурально, спал, чуть приоткрыв рот и даже, кажется, похрапывая. Майкл с минуту, наверное, разглядывал эту печальную картину, потом присел на корточки и осторожно ткнул Джеймса пальцем в бок.
- Вообще-то, – сказал он, так и не дождавшись реакции, – это мне положено быть дебоширом и пьянчугой, мистер Примерный Семьянин.
Проще всего было бы оставить его здесь – пускай разбирается местная секьюрити, им не впервой сгружать бесчувственные тела в такси. Но… Майкл потряс бесчувственное тело за плечо, Джеймс что-то неразборчиво пробормотал и начал заваливаться набок, так что пришлось, конечно, подхватить, прижать, а этот засранец еще и неосознанно, вроде как, закинул руку ему на шею.
Фассбендер на мгновение замер – блеф? Не блеф? А, к черту! Он снова потряс Джеймса, подхватил под мышки, заставляя с горем пополам подняться на ноги, проворчал:
- Ну, хватит. Пора в кроватку, – и потащил свою ношу на выход.
К тому моменту, как они добрались до трейлеров, Джеймс уже начал воспринимать окружающую действительность, хотя и с некоторым трудом.
- Я в прррядке! – сообщил он Майклу, почти волоком вытаскивавшему его из такси, оттолкнул, встал на ноги, пошатнулся – и уверенной походкой направился в прямо противоположную от своего трейлера сторону. Майкл, с некоторым сожалением отказавшийся от мысли подождать и посмотреть, что будет, сунул таксисту деньги и побежал догонять свое персональное наказание.
- Фассбендррр! – обрадовался Джеймс. – А ты чт' здесь д'лаешь?
- Собираю заблудших овечек.
Майкл приобнял его за плечи, разворачивая в нужном направлении, но Макэвой каким-то образом все время умудрялся оказаться лицом к лицу, льнул ближе, цеплялся пальцами за ворот куртки, запрокидывал голову. Они топтались на месте в нелепом подобии танца, и Майкл чувствовал, как растворяется веселая, азартная злость, захлестнувшая его в баре, оставляя после себя только глухую тоску и колотье под ребрами.
- Ну и что мне с тобой делать? – беспомощно спросил он у макэвоевской макушки: ее обладатель как раз ткнулся носом ему в шею и шумно сопел, прижимаясь всем телом.
Честно говоря, он вообще не ожидал ответа. И тем более что Джеймс отстранится и скажет, очень четко и внятно:
- Выебать. Или оставить уже в покое.
Лунный свет, подумал Фассбендер, придает сцене особый романтический флер. Просто-таки Джеки Коллинз и Барбра Картленд в одном флаконе: ночной пляж, колышущиеся тени от пальм, застывшие скелетами древних чудовищ подъемные краны для завтрашних кувырканий в воздухе. Деревья, солнце, поцелуй, мать твою налево, Джеймс, что ты творишь?
- Прости, – сказал он, – я, кажется, не расслышал. Ты хочешь чтобы я оставил в покое тебя?
- Точно не расслышал, – Джеймс говорил тихо, но Майклу казалось, что его слышат в каждом гребаном трейлере. – Я хочу, чтобы ты меня выебал, Фассбендер. Трахнул. Занялся со мной сексом. Какое именно из этих слов тебе непонятно?
- Или?.. – ему и самому не понравилась угроза, прозвучавшая в вопросе, но, в конце концов, у всякого терпения есть предел.
Джеймс растянул пересохшие, потрескавшиеся губы в улыбке.
- На самом деле, – сказал он, – никаких "или".
И качнулся вперед, находя губами губы, не давая ответить, целуя настойчиво и жадно, и вот будет номер, подумал Майкл, если кто-нибудь из съемочной группы выйдет сейчас покурить, или их застукает охранник, или Мэттью приспичит проверить площадку перед завтрашним днем – хотя Мэттью как раз, наверное, будет счастлив, ему только этого и надо, чтобы они искрили с экрана, и почему все вечно забывают, что искрящая проводка имеет свойство перегорать? А еще Майкл подумал – с легким удивлением – как это все неважно, когда Джеймс трахает языком его рот, и у поцелуя кисловатый привкус виски, и холодные пальцы ерошат короткие волосы на затылке, и забираются под воротник, и тяжело и надсадно стучит сердце, переместившееся куда-то в горло.
Он все-таки первым прервал поцелуй, буркнул: "Пойдем" – и повел Макэвоя к трейлерам – потому что иначе, видит бог, они рисковали использовать все предложенные Джеймсом глаголы прямо на пляже, как в тех самых дамских романах.
Джеймс первым делом направился к бару, но Майкл поймал его за край свитера и привлек к себе.
- Что, не терпится? – пьяно хихикнул Макэвой, но глаза у него были трезвые, только, пожалуй что, блестели слишком ярко. И губы, – Майкл сглотнул, вспомнив, что эти самые губы вытворяли – припухшие, зацелованные, еще влажные, пахнущие алкоголем и Джеймсом.
Хотелось целоваться – да что там, не только целоваться.
- Или хочешь вернуться под бочок к Зоуи?
Фассбендер скрипнул зубами. Кто-то из съемочной группы рассказывал, как Макэвой сигал с крыши госпиталя в рамках благотворительной акции, и теперь Майкл все никак не мог взять в толк, ради каких таких голодающих африканских детей этот ненормальный дразнит его?
Он только плотоядно оскалился в ответ и дернул пряжку ремня.
- Ты сам предложил, помнишь?
И Джеймс не был бы Джеймсом, если бы не принял вызов.
Это было больше похоже на драку, чем на нежную прелюдию – они путались в одежде, руках и ногах, Майкл кусался – и тут же зализывал место укуса, Джеймс вскрикивал и хрипло крыл Фассбендера последними словами, и цеплялся за плечи, и сшибал с полочки у зеркала какие-то пузырьки, нашаривая крем для рук, а потом, смеясь, отбирал его у Майкла, недоуменно вертевшего в руках тюбик, и, шипя, насаживался на собственные пальцы, пока Майкл, рискуя свернуть шею, искал в карманах джинс презервативы, пытаясь не пропустить ни мгновения из этого захватывающего зрелища.
И все же, несмотря на смазку, это было узко, и жарко, и почти больно, и Джеймс так жалобно всхлипнул, когда Майкл толкнулся вперед, что тот замер, боясь пошевелиться, не зная, стоит ли продолжать.
- Твою мать, Фассбендер, шевели задницей, – просипел Макэвой, вскидывая бедра, и Майкл послушно начал двигаться, едва не захлебываясь собственным стоном, потому что, господи, Зоуи? Какая Зоуи, когда могло быть так – сладко до боли, на самом краю, словно что-то разорванное в нем срасталось заново, рвалось и снова срасталось, раз за разом, с каждым движением, вздохом и вскриком, с каждым касанием и поцелуем, до конца, до упора, до беспамятства, отдаваясь и вбирая, и твердя на выдохе: "Джим... Джим... Мой!.."
- Нет, друг мой, – выдохнул Чарльз Ксавье, поджимая губы. – Это сделал ты.
- Стоп, снято! – Мэттью помахал им сорванной с головы бейсболкой. – Ребята, вот это отлично! Давно бы так! Давайте теперь займемся сценами перед ракетной атакой.
Майкл рассеянно кивнул, не торопясь выпускать Джеймса из объятий – да и тот, кажется, вознамерился поваляться на песочке подольше. Им не хватало, так отчаянно не хватало возможности лишний раз прикоснуться друг к другу, обменяться взглядами – ох, взгляд у Макэвоя, к слову, сейчас был самый опасный – темный, затягивающий, многообещающий, и Майкл в очередной раз благословил облегающий костюм из плотного прорезиненного материала, который скрывал некоторые естественные реакции организма на одну шотландскую заразу. Джеймс облизал перепачканные красным губы, и Майкл сглотнул – хоть кровь и была бутафорской, выглядела она слишком натурально, а в паху уже тянуло, сладко и тяжело, и ныло под ложечкой от предвкушения быстрого минета где-нибудь в гримерке. Большим в дневные перерывы они уже не рисковали, потому что история про заклинившую дверь трейлера и так уже обошла всю съемочную группу, обрастая все более невероятными подробностями.
А Майклу все казалось, что вот-вот включатся тормоза, что хоть кто-нибудь из них двоих придет в сознание, скажет "Хватит", и этот кто-нибудь, пожалуйста, пусть будет Джеймс, потому что он, Майкл, никогда не умел отказываться и отпускать, если не отказывались – от него, и всегда это неумение выходило ему боком. Но, похоже, что Джеймса крыло так же по-черному, безнадежно и беспросветно, словно он торопился наглотаться воздуха перед погружением в воду, и оба они, как долбаные наркоманы, жили от дозы и до дозы, ощущая время, только когда оказывались наедине, и времени всегда было исчезающе мало даже на одного, что уж говорить о двоих.
- У меня ноги затекли, – сказал Майкл, глядя сверху вниз и дергая уголком рта.
- Я знаю, – безмятежно согласился Джеймс, даже не думая подниматься. – И ведро уши жмет.
Кто-то из техников, пробегая мимо, сплюнул и пробормотал что-то неразборчивое, Майкл проводил его задумчивым взглядом, в очередной раз задаваясь вопросом, не переусердствовали ли они, пряча очевидное на самом виду. Джеймс все-таки скатился с его колен, встал, потирая поясницу.
- Так можно и спину себе застудить, – ворчливо сказал он. – Надо было требовать дублера, надоело в песке кувыркаться.
Майкл, давно уже привыкший ко внезапным сменам макэвоевских настроений, только пожал плечами. И только вечером, заметив, что тот самый техник (хороший парень, смешная фамилия, тоже немецкая, что-то на -штерн) щеголяет фингалом под глазом, сложил два и два.
- Сдурел? – спросил он, отбирая у Джеймса прикуренную сигарету и задерживая в ладонях руку с покрасневшими костяшками пальцев. Они опять сидели среди дюн, только не было уже ни навеса, ни кранов – съемки на берегу их маленькой Кубы подходили к концу, и нужно было собираться в Лос-Анджелес.
Макэвой фыркнул.
- Ты же не педик, забыл? – сказал он, комкая пустую пачку. – Пришлось вступиться за твою поруганную честь.
Майкл долго смотрел него, не отрываясь – на бледный носатый профиль, на поднятый воротник пуховика, на встопорщенные на затылке волосы, и думал о том, как же ему хочется придушить это недоразумение вот прямо здесь, закопать в мелкий песочек и забыть раз и навсегда даже о самом факте знакомства с Джеймсом Макэвоем.
- Не педик, – согласился он, наконец, – и ты не педик. Но долбоебы просто сказочные.
Джеймс ухмыльнулся.
- Окей, вас понял, босс. Надо меньше палиться, да?
Наверное, именно с этой целью в Лос-Анджелесе он решил погостить в квартире Майкла, хотя сам утверждал, что поступает так исключительно из соображений экономии. Ну и уж конечно именно поэтому в постпродакшене они не отлипали друг от друга ни на минуту и несли в прямом эфире всякую чепуху.
И, может быть, по этой самой причине в один прекрасный день Майклу позвонила Энн-Мари.
Джеймс мог сколько угодно прохаживаться на тему Зоуи, но его собственная семья существовала словно бы за скобками – и не только (не столько) из-за макэвоевской скрытности во всем, что касалось личной жизни. Майкл, правда, был исключением, но только подтверждающим правило, опять же, кто теперь поверил бы, что "Фассэвой" и "Макбендер" – это не игра на публику?
А вот об Энн-Мари и Брендоне и сам Майкл старался лишний раз не вспоминать, из какого-то глупого полудетского суеверия, как будто это была другая, параллельная реальность, другая, параллельная жизнь. Может быть даже другой, параллельный Макэвой. Не тот, который беззаботно дрых в фассбендеровской постели, в то время как Майклу звонила его жена и вежливо говорила: "Привет, Майкл, это Энн-Мари. Мы незнакомы, но не мог бы ты передать трубку Джеймсу, а то он отключил телефон?"
Наверное, в какой-то из таких моментов Майкл и сказал, что все закончится. Или, по крайней мере, набрал в легкие воздуха, чтобы сказать, может быть, даже открыл рот, но потом снова везде был Джеймс, Джеймс, Джим, не продохнуть, не увернуться, дурак ты, Фассбендер, говорил он сам себе, и все равно велся – на улыбку, на намеки, на насмешливо приподнятую бровь.
Анн-Мари больше не звонила. Отгремели все пред- и постпремьерные показы, заканчивались последние интервью. Мэттью хлопал их по плечам и обещал, что сиквел будет еще веселее, если будет, конечно – ну, сами понимаете, ребята, решаю не я, а серьезные парни из "Фокс". Телефон надрывался от звонков, а мир не собирался стоять на месте и ждать, пока некий Майкл Фассбендер разберется со своими желаниями. Точнее, с одним-единственным желанием, наглым, конопатым и голубоглазым, без спросу вломившимся в его жизнь и перевернувшим ее с ног на голову.
***
Последний раз они встречаются в Лондоне, на съемной квартире, Джеймс много курит и отказывается от виски, Майкл сбрасывает входящие вызовы и торопливо развязывает галстук, но уже с неизбежной определенностью понимает – все не то. Они вспоминают какие-то смешные случаи со съемок, Джеймс смеется и прячет глаза, а из его спортивной сумки торчит коробка с детской игрой. Отлично, думает Майкл. Не скучай, Брендон, папа скоро вернется, он уехал тебе за подарком и потрахаться.
Майкл вообще слишком много думает, и это основная из его проблем.
Но теперь, когда "химию" Мэттью уже не нужно демонстрировать направо и налево, они встречаются как-то безнадежно-тихо, почти привычно. Да, пока еще – до искр под зажмуренными веками, до сорванного дыхания, а дальше?..
- Что дальше? – спрашивает Майкл, которого до чертиков пугает это самое "пока".
- А есть варианты? – вопросом на вопрос отвечает Джеймс, и пепел с его сигареты падает на подушку.
"Это не может продолжаться вечно", – вспоминает Майкл, прошедшие месяцы скручиваются перед глазами в одну тугую спираль, в розетку калейдоскопа, состоящую из обрывков жестов и фраз, разноцветных сполохов, из ошибок и переигрываний, из смеха, и злости, и желания, и Макэвоя, и меньше всего Майклу хочется все это потерять.
- Даже не думай, – говорит Джеймс, наклоняет голову, пряча улыбку плечом, и кажется, что все это – настоящее. Здесь, сейчас, с ними.
- Что?
- Что все кончится вот так.
- Я думал, телепаты в отпуске, – Майкл забирает у него сигарету, делает последнюю затяжку перед тем, как, не глядя, раздавить окурок в пепельнице, стоящей на полу.
- О, нет, – Джеймс подпирает подбородок кулаком, сверкает глазами. – Сейчас я тебе без "Церебро" все расскажу. Мы станем видеться все реже, ты с головой уйдешь в работу, будешь сниматься на износ, и получишь все золотые ветви, медведей и прочие важные штуки, и, может быть, Оскар в ближайшие пару лет, и тебе будут давать все хорошенькие мулатки от Ричмонда до Сан-Франциско, а Мэттью придется писать тебе на гербовой бумаге и договариваться о встрече через двух агентов, если они все-таки надумают снимать сиквел.
– Эй, – говорит Майкл, – ты что?..
И не знает, чем закончить фразу.
"Ревнуешь?"
"Злишься?"
"Хочешь меня послать, но не знаешь, как?"
А Джеймс уже перекатывается по кровати, опрокидывает его на влажные еще простыни, целует коротко, оттягивает зубами нижнюю губу, щурится, избегает прямого взгляда, шарит руками по телу, а потом все-таки не выдерживает, фыркает куда-то в подушку рядом с ухом Майкла, и начинает хохотать в голос.
- Ты бы видел свое лицо сейчас, – стонет он, и Майкл не знает, чего ему хочется больше – отодрать ремнем по тощей заднице или просто – отодрать, поэтому он хватает ржущего Макэвоя в охапку и прижимает к себе как можно крепче.
А утром снова считает веснушки на чужом плече и придумывает благодарственную речь для церемонии вручения "Оскара".
Потому что всякое ведь бывает?
-
-
15.01.2012 в 16:50-
-
15.01.2012 в 17:13спасибо вам за этот подарок! именно такой рпс мне и нравится.) джеймс просто божественным козлом получился, и таким обаятельным, что в него верится. и вообще обожаю все эти нерешительные "сошлись-разбежались-сошлись". макэвой шредингера вообще достоен аплодисментов, я так смеялся)) божебоже, два идиота, но как они хороши)) мне прям хочется весь текст на цитаты разобрать и каждую прокомментировать отдельно, но это будет долго, не буду утомлять. скажу только ещё раз огромное спасибо)
"табун мурашек" намекнул на авторство, но не буду гадать, окей))
-
-
15.01.2012 в 20:58госсподи как же прекрасно))))
-
-
15.01.2012 в 21:47-
-
15.01.2012 в 22:21отважные булочки макэвоя, я вас тоже очень и очень, дорогой капитан!
*автор лихорадочно думает, что такого в "табунах мурашек"*
-
-
16.01.2012 в 16:30я уже видел "табун" в паре фанфиков)) очень запоминающееся словосочетание))
-
-
16.01.2012 в 19:39"Неудачно чихнул в какао")))))))))))))))))))))))) ОООО!
Завидски завидую и Автору и Заказчику!! Спасибо обоим!
-
-
17.01.2012 в 14:09-
-
18.01.2012 в 20:02-
-
18.01.2012 в 21:15-
-
19.01.2012 в 00:23-
-
19.01.2012 в 23:02-
-
28.01.2012 в 14:03Спасибо Автору
-
-
30.01.2012 в 23:00-
-
05.02.2012 в 10:10-
-
05.02.2012 в 10:39-
-
05.02.2012 в 10:41-
-
05.02.2012 в 10:45не на людях же
Ты чудесно и очень прочувствованно восхищаешься и этим постоянно вгоняешь меня в краску *^_^*-
-
21.02.2012 в 00:12